ОТКРОВЕНИЯ, ЧУДЕСА, СВИДЕТЕЛЬСТВА И ФАКТЫ.

опубликовано: 03.04.2006

Священник Леонид Михайлович Чичагов,
(впоследствии митрополит Серафим).
По рукописи, предоставленной внучкой Преосвященного Варварой Васильевной Черной
(затем игумения Новодевичьего монастыря Серафима).

Как создавалась "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря"…

"Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного. И когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался Преподобный. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят Преподобного: две старицы-монахини [Еванфия и Ерминия] и монахиня Пелагея (в миру Параскева, Паша). Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью Преподобного и бывшая с ним в постоянном общении. Я выразил желание ее навестить, чтобы услышать что-либо о Преподобном из ее уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула:

— Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.

Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. Я не могу сделать то, о чем она меня просит.

На это Паша сказала:

— Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел Преподобный.

В смущении я покинул келлию старицы. После нее я пошел к двум монахиням, помнившим Преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрюченная и с трудом передвигавшаяся по комнате: она заведовала прежде квасоварней и как-то передвигала в погреб по ступенькам лестницы тяжелую бочку с квасом, полетела вниз, и вслед за ней бочка, ударившая ее по средним позвонкам спинного хребта всею своею тяжестью. Обе старицы были большие молитвенницы. Слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при сем души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить и о Преподобном.

Перед отъездом в Саров, я был у о. Иоанна Кронштадтского, который, передавая мне пять рублей, сказал: "Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного."

Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал:

— Придите за ответом через три дня.

Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ:

— Была у меня матушка ваша, она такая маленькая-маленькая, а с ней ангелочек приходил.

Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет.

— А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он?

Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца, и рассказать про беседу с о. Иоанном.

Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову. И вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников Преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни Преподобного и последующему после его кончины периоду. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значение его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля Преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что Царская Семья, как было известно, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялся, что и моя книга будет прочитана.

Таким образом зародилась мысль о "Летописи". Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и архив Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных ей эпизодах жизни Преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным и, наконец, сказала:

— Все, что помню о Преподобном, тебе рассказала, и хорошо ты и верно записал, одно нехорошо, что ты меня расхваливаешь.

В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю Преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила:

— Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумений Паша не умрет.

Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковии, уговаривая ее немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать ее последнюю волю, иначе будет поздно.

— Что вы, батюшка, что вы,— ответила она,— я только приехала, устала, не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок все, тогда и пойду к Паше.

Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидя игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец, игумения встала и сказала:

— Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть.

Спустя три часа я уже служил по монахине Пелагее первую панихиду.

Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду. Когда "Летопись" была окончена, я, просматривая корректуру последней (это было поздно вечером), внезапно увидел налево от себя преподобного Серафима сидящим в кресле. Я как-то инстинктивно к нему потянулся, припав к груди, и душу мою наполнило неизъяснимое блаженство. Когда я поднял голову, никого не было. Был ли это кратковременный сон или действительно мне явился Преподобный, не берусь судить, но я понял это так, что Преподобный благодарил меня за исполнение переданного мне Пашей его повеления. Остальное известно. Я поднес свой труд Императору, что, несомненно, повлияло на решение прославления преподобного Серафима.

Вскоре я овдовел и принял монашество с именем Серафима, избрав его своим небесным покровителем".

(Впервые этот рассказ в сокращении опубликован: В. Черная. Митрополит Серафим (Чичагов) // Журнал Московской Патриархии. 1989. № 2. С. 15.) Примечание А.Н.Стрижева.

на главную

Hosted by uCoz