Откровения, чудеса, свидетельства и факты

опубликовано: 07.12.2005

Из книги преподобного Иоанна, игумена Синайской горы, "Лествица".

... Знаю, досточудные, что рассказанные мною подвиги блаженных оных страдальцев для одних покажутся невероятными, для других — превосходящими надежду, а для иных — приводящими в отчаяние. Но мужественный муж от сего уязвленный, как острием отходит с огненной стрелою и ревностью в сердце. Низший же из сего познает свою немощь, и чрез самоукорение удобно стяжав смиренномудрие, устремится вслед за первым; но не знаю, настигнет ли его. Нерадивый же пусть и не касается того, что здесь описано, чтобы ему, отчаявшись, не расточить и того, что делает; и тогда сбудется на нем евангельское слово: от неимущего же усердия, и еже мнится имея возьмется от него (Матф. 25, 29)...

*   *   *

Стекитесь, все прогневавшие Господа и приступите; приидите и услышьте, что я поведаю вам; соберитесь, и увидите, что Господь показал мне, в назидание души моей. Почтим, и поместим в этом слове, прежде всего, повесть об уничиженных, но достойных уважения делателях. Все, впадшие в какое-либо нечаянное согрешение, услышим, сохраним и сотворим то, что узнаем. Восстаньте и стойте низверженные падениями. Внимайте, братия мои, сему слову моему; приклоните ухо ваше все, хотящие истинным обращением примирить Бога с собою. 

Слышал я, немощный, о чудном некотором и необычайном состоянии и смирении осужденников, заключенных в особенной обители, называемой Темницею, которая состояла под властию помянутого светила светил. Потому, находясь еще в обители сего преподобного, я просил его, чтобы он позволил мне посетить это место; и великий муж уступил моему прошению, не хотя чем-либо опечалить мою душу.

Итак, пришедши в сию обитель кающихся, в сию, поистине, страну плачущих, увидел я то, чего, поистине, если не дерзко так сказать, око нерадивого человека не видело, и ухо унылого не слышало, что и на сердце ленивого не всходило, т. е. такие дела и слова, которые сильны убедить Бога; такие упражнения и подвиги, которые скоро преклоняют Его человеколюбие.

Видел я, что одни из сих неповинных осужденников, всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе ни мало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя.

Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь.

Иные стояли на молитве, связавши себе руки назади, как преступники; печальные лица их были преклонены к земле; они считали себя недостойными взирать на небо; от недостоинства помыслов и от угрызения совести не знали, что сказать, и как проговорить, какие молитвы вознести к Богу, как и откуда начать моление; но только душу немотствующую и ум безгласный представляли Богу и были исполнены мрака и как бы тонкого отчаяния.

Другие сидели на земле во вретище и пепле, лице скрывали между коленами и челом ударяли о землю.

Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. Иные рыдали о душах своих, как о мертвецах, будучи не в силах переносить сердечной туги; другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда. когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли.

Видел я там что некоторые от сильной печали находились как бы в исступлении; от многого сетования были безгласны, совершенно погружены во мрак, и как бы нечувствительны ко всему, касающемуся земной жизни, умом сошли в бездну смирения, и огнем печали иссушили слезы в очах своих.

Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали и стенали из глубины сердца и утробы. Одни из них благонадежно просили совершенного прощения грехов и молились о сем; а иные, по несказанному смирению, почитали себя недостойными прощения и взывали, что они не имеют пред Богом никакого оправдания. Другие молили Господа, чтобы им здесь потерпеть мучения, а там быть помилованными; иные же, угнетаемые тяготою совести, чистосердечно просили ни подвергать их мучению, ни удостаивать царствия; сего было бы для нас довольно, говорили они.

Я видел там души столь уничиженные, сокрушенные и так угнетаемые тяготою греховного бремени, что они могли бы и самые камни привести в умилениё своими словами и воплями к Богу. "Знаем, говорили они, поникши к земле, знаем, что мы по правде достойны всякого мучения и томления, ибо не можем удовлетворить за множество долгов наших, хотя бы мы и всю вселенную созвали плакать за нас. Но о том только просим, о том умоляем, и той милости ищем, да не яростью Твоею обличиши нас, ниже гневом Твоим накажеши нас (Пс. 6, 2), ни праведным судом Твоим мучиши нас, но с пощадением. Для нас довольно, Господи, освободиться от страшного  прещения Твоего и мук безвестных и тайных; совершенного  же прощения мы не смеем просить. Да и как осмелимся, когда мы обета своего не сохранили в непорочности, но осквернили его, испытавше уже Твое человеколюбие и получивши прощение согрешений?

Там можно было видеть действительное исполнение слов Давидовых, видеть страждущих, сляченых до конца жизни своей; весь день сетуя ходящих; смердящих сгнившими ранами тела своего (Пс. 37, 7), и небрегущих о врачевании оных; забывающих снести хлеб свой, и питие воды с плачем растворяющих; прах и пепел вместо хлеба ядущих; имеющих кости прильпенные к плоти, и самих яко сено изсохших (Пс. 1о 1, 5—12). Ничего другого  не слышно было у них, кроме сих слов: "увы, увы! горе мне, горе мне! праведно, праведно! пощади, пощади, Владыко!" Некоторые говорили: "помилуй, помилуй"; а другие же жалостнее взывали: "прости, Владыко, прости, если возможно!" У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. Иные томили себя зноем; иные мучили себя холодом. Некоторые, вкусивши немного воды, переставали пить, только чтобы не умереть от жажды. Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам

Где был у них какой-либо вид смеха? Где празднословие? где раздражительность, или гнев? Они даже не знали, существует ли гнев у людей, потому что плач совершенно угасил в них всякую гневливость. Где было у них прекословие, или праздник, или дерзость, или какое-нибудь угождение телу, или след тщеславия? Где надежда какого-либо наслаждения? или помышление о вине, или вкушение осенних плодов? или варение пищи, или услаждение гортани? Надежда всего этого в нынешнем веке уже угасла для них. Где было у них попечение о чем-яибудь земном? Где осуждение кого-либо из человеков? Вовсе не было.

Таковы были всегдашние их вещания и взывания ко Господу. Одни, ударяя себя в грудь, как бы стоя пред вратами небесными, говорили Богу: "отверзи нам, о Судия, отверзи нам! Мы затворили для себя грехами двери сии; отверзи нам! Другие говорили: "просвети токмо лице Твое, и спасемся" (Пс. 79, 4). Иной говорил: "просвети во тьме и сени смертней седящия (Лук. 1, 79), уничиженных"; а иной: "скоро да предварять ны щедроты Твоя, Господи, ибо мы погибли, мы отчаялись, яко обнищахом зело (Пс. 78, 8). Одни говорили: "просветит ли Господь на нас лице Свое (Пс. 66, 2)?" А другие: "убо прейде ли душа наша воду грехов непостоянную" (Пс. 123,)

Иной говорил: "умилостивится ли, наконец, Господь над нами? Услышим ли когда-либо глас Его к нам, сущим во узах нерешимых, изыдите (Исаии 49, 9), и сущим во аде покаяния: вы прощены? Вошел ли вопль наш во уши Господа?"

Все они непрестанно имели пред очами смерть, и говорили: "что будет с нами?  какой  приговор о нас последует? каков будет конец наш? Есть ли воззвание, есть ли прошение темным, уничиженным осужденникам? Возмогло ли моление наше взойти ко Господу? или оно, по правосудию Его, отвергнуто с уничижением и посрамлением? Если же взошло, то сколько умилостивило оно Господа? Какой успех получило? Какую пользу принесло? Сколько подействовало? Ибо оно от нечистых уст и тел было воссылаемо и не имеет много крепости- Совершенно ли оно примирило Судию или только отчасти? Исцелило ли половину язв наших душевных? Ибо, поистине, велики сии язвы и требуют многих трудов и потов? Приблизились ли к нам хранители наши, Ангелы? или они еще далече от нас? Доколе они к нам не приблизятся, дотоле и весь труд наш бесполезен и безуспешен; ибо молитва наша не имеет ни силы дерзновения, ни крил чистоты, и не может вознестись ко Господу, если Ангелы наши не приблизятся к нам, и взявши ее, не принесут ко Господу.

Часто повторяя сии слова, они в недоумении говорили друг другу: "а так, братия, успеваем ли? получаем ли просимое? Принимает ли нас Господь опять? Отверзает ли двери милосердия?" Другие отвечали на это: "кто весть, как говорили братия наши Ниневитяне, аще раскается Господь (Ионы 3, 9), и хотя от великой оной муки не избавит ли нас? Впрочем мы сделаем, что зависит от нашего произволения; и если Он отверзет двери царства небесного, то хорошо и благо; а если нет, то и тогда благословен Господь Бог, праведно затворивший их для нас. Однако будем стучаться до конца жизни нашей; может быть, по многой нашей неотступности, Он и отверзет нам". Посему они возбуждали друг друга, говоря: потщимся, братия, потщимся; нам нужно тщание, и тщание сильное; потому что мы отстали от нашей доброй дружины. Потщимся, не щадя сей скверной, злострадательной плоти нашей; но умертвим ее, как и она нас умертвила".

Так и делали сии блаженные осужденники. У них видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежды, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячностью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшие ее от мертвых; перси, болящие от ударов, и кровавые мокроты, извергаемые от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые или крепкие? У всех оне были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми. Что в сравнении с ними злострадания беснующихся, или плачущих над мертвецами, или пребывающих в заточении, или осужденных за убийства? Поистине невольное мучение и томление оных ничто, в сравнении с произвольным страданием сих. И молю вас, братия, не подумайте, что повествуемое мною — басни.

Часто они умоляли сего великого судию, т. е. пастыря своего, сего ангела между человеками, и убеждали его наложить железа и оковы на руки и на шеи их; а ноги их, как ноги преступников, заключить в колоды и не освобождать от них, пока не приимет их гроб. Но иногда они сами себя лишали и гроба. Ибо никак не могу утаить и сего истинно умилительного  смирения сих блаженных и сокрушенной их любви к Богу и покаяния.

Когда сии добрые граждане страны покаяния отходили ко Господу, чтобы стать перед нелицеприятным судилищем: тогда, видевший себя при конце жизни, посредством своего предстоятеля, умолял и заклинал великого авву, чтобы он не сподоблял его человеческого погребения, но, как скота, повелел бы предать тело его речным струям, или выбросить в поле на съедение зверям: что нередко и исполнял сей светильник рассуждения, повелевая, чтобы их выносили без чести и лишали всякого псалмопения.

Но какое страшное и умилительное зрелище было при последнем их часе! Осужденники сии, видя, что кто-нибудь из них приближался к кончине, окружали его, когда он еще был в полной памяти, и с жаждою, с плачем и желанием; с весьма жалостным видом и печальным голосом, качая главами своими, спрашивали умирающего, и горя милосердием к нему, говорили: "что, брат и осужденник? Каково тебе? Что скажешь? Достиг ли ты чего искал с таким трудом, или нет? Отверз ли ты себе дверь милосердия, или еще повинен суду? Достиг ли своей цели, или нет? Получил ли какое-нибудь извещение о спасении твоем, или еще нетвердую имеешь надежду? Получил ли ты свободу, или еще колеблется и сомневается твой помысл? Ощутил ли ты некоторое просвещение в сердце своём или оно покрыто мраком и стыдом? Был ли внутри тебя глас глаголющий: се здрав еси (Иоан. 5, 14), или отпущаются тебе греси твои (Мате. 9, 2); или: вера спасе тя (Мате. 5, 34)? Или слышишь такой глас: да возвратятся грешницы во ад (Пс. 9. 18); еще: свяжите ему руце и нозе (Мате. 22, 13); еще: да возьмется нечестивый, да не видит славы Господни (Исаии 26, 1о )? Что скажешь нам, брат наш? Скажи нам кратко, умоляем тебя, чтобы и мы узнали, в каком будем состоянии. Ибо твое время уже окончилось, и другого  уже не обрящешь во веки". На сие некоторые из умирающих отвечали: благословен Господь, Иже неотстави молитву мою и милость Свою от мене (Пс. 65, 2о ). Другие говорили: благословен Господь, Иже не даде нас в ловитву их (Пс. 123, 6). А иные с болезнию произносили: убо прейде ли душа наша воду непостоянную духов воздушных (Пс. 123, 3)? Говорили же так потому, что еще не имели дерзновения, но издалека усматривали то, что бывает на оном истязании. Иные же еще болезненнее отвечали, и говорили: "горе душе, несохранившей обета своего в непорочности; в сей только час она познает, что ей уготовано".

Я же, видя и слыша у них все это, едва не пришел в отчаяние, зная свое нерадение и сравнивая оное с их злостраданием. И каково еще было устройство того места и жилища их! Все темно, все зловонно, все нечисто и смрадно. Оно справедливо называлось Темницею и затвором осужденных; самое видение сего места располагает к плачу и наставляет на всякий подвиг покаяния. Но что для иных неудобно и неприятно, то любезно и приятно для тех, которые ниспали из состояния добродетели и лишились духовного  богатства, ибо когда душа лишилась первого дерзновения пред Богом, потеряла надежду безстрастия и сокрушила печать чистоты, когда она позволила похитить у себя сокровища дарований сделалась чуждою Божественного  утешения, завет Господень отвергла и угасила добрый огнь душевных слез: тогда, пронзаемая и уязвляемая воспоминанием об этом, она не только вышеописанные труды возложит на себя со всяким усердием, но и тщится благочестиво умерщвлять себя подвигами покаяния, если только в ней осталась хоть искра любви или страха Господня. Поистине таковы были сии блаженные; ибо, размышляя об этом и вспоминая высоту, с которой ниспали, они говорили: "помянухом дни древния, оный огнь нашей ревности; а иные взывали к Богу: "где суть милости Твоя древния, Господь, которые Ты показал душе нашей во истине Твоей (Пс. 88, 5о )? Помяни поношение и труды раб Твоих" (Пс. 88, 51). Другой говорил: "кто мя устроит по месяцам прежних дней, в нихже мя храняше Бог, егда светяшеся светильник света Его над главою сердца моего (Иов. 29, 2)?

Так вспоминали они свои прежние добродетели, рыдали о них, как об умерших младенцах, и говорили: "где чистота молитвы? где её дерзновение? где сладкие слезы, вместо горьких? где надежда всесовершенной чистоты и очищения? где ожидание блаженного  безстрастия? где вера к пастырю? где благое действие молитвы его в нас? Все это погибло, как неявлявшееся исчезло, и как никогда не бывшее, миновалось и прошло".

Произнося сии слова и проливая слезы, одни из них молились о том, чтобы впасть в беснование; другие просили Господа наказать их проказою; иные желали лишиться зрения и быть предметом всеобщей жалости; а иные просили себе разлабления, только бы не подвергнутся будущим мучениям. Я же, о друзья мои, наблюдая плач их, забывал себя самого, и весь восхитился умом, не в силах будучи удержать себя. Но обратимся к предмету слова.

Пробывши в Темнице тридцать дней, я нетерпеливый, возвратился в великое общежитие, к великому отцу, который, видя, что я весь изменился, и как бы вне себя, узнал, по своей мудрости, причину моего изменения и сказал: "что, отче Иоанне, видел ли ты подвиги труждающихся?" Я отвечал: "видел, отче, и удивился, и ублажил падших и плачущих паче непадших и неплачущих о себе; потому что те чрез падение возстали возстанием благонадежным." "Подлинно так," - сказал он. Потом, чуждые лжи, уста его сообщили мне следующее. "Назад тому десять лет," - говорил он, "я имел здесь брата весьма ревностного и такого подвижника, что видя его горящего духом, трепетал и боялся за него диавольской зависти, чтобы он в быстром течении, как-нибудь не преткнул о камень ногу свою, что часто бывает с поспешно ходящими. Так и случилось. В глубокий вечер, он приходит ко мне, показывает обнаженную язву, требует пластыря, просит прижигания и изъявляет великое смущение духа. Но видя, что врач хочет употребить не весьма жестокое резание, (потому что он достоин был милосердия), повергает себя на землю, хватается за ноги врача, орошает их обильными слезами, просит заключения в Темницу, которую ты видел: "невозможно мне," взывал он, не пойти туда". Наконец он убеждает врача изменить милосердие на жестокость, что в недугующих редко и удивительно. Немедленно поспешает он к тем кающимся, и делается сообщником и сострадальцем их. От любви Божией уязвленный в сердце печалью, как мечем, он в восьмой день отошел к Господу и просил, чтобы ему не делали погребения; но я вынес его сюда и положил с отцами, как достойного, потому что он, после семи дней рабства, в восьмой разрешился и получил свободу. Некто же достоверно узнал, что он не прежде встал от худых и скверных ног моих, как умилостивив Бога. И не удивительно: потому что, восприняв в сердце веру евангельской блудницы, с таким же упованием, как и она, омочил, слезами он смиренные мои ноги, а Господь сказал, что верующему все возможно. (Мат. 9, 23). Видел я нечистые души, которые до неистовства пылали плотскою любовью, но потом обратились к покаянию, и вкусивши вожделения, обратили вожделение свое ко Господу; и, миновавши всякий страх, ненасытною Любовью прилепились к Богу. Посему и Господь о целомудренной оной блуднице не сказал, что она убоялась, но что возлюбила много (Лук. 7, 47), и удобно возмогла любовию отразить любовь.

на главную

Автор оставляет за собой право на дополнения и изменения,
проясняющие некоторые аспекты, но не меняющие сути изложенного.

Ваши мысли и пожелания присылайте автору сайта

Hosted by uCoz