|
опубликовано: 04.10.2008 |
|
СВЯТОЙ ПАТРИАРХ ТИХОН Память - 25 марта / 7 апреля и 26 сентября / 9 октября Патриарх Тихон (в миру Василий Иванович Белавин) родился 19 января 1865 г. в деревне Клин Торопецкого уезда Псковской епархии в семье священника. Образование получил в духовном училище родного города, затем в Псковской семинарии и Петербургской Академии. Скромный, доброжелательный юноша, он снискал привязанность друзей и товарищей по учению. Семинаристы называли его в шутку "архиереем", а в академии, словно провидя будущее, студенты прозвали его "патриархом". В 1891 г. Василий Белавин принял постриг с именем святителя Тихона Задонского. А когда впоследствии действительно стал архиереем, то и в польском городе Холме, и в далекой Америке, и на одной из самых почетных в России кафедр - Ярославской, и в Вильно - везде оставался все тем же мудрым, распорядительным, благожелательным, замечания всегда делал мягко и добродушно, часто в шутливой форме, никогда не кричал на подчиненных. Необычной была и простота его домашнего обихода. 23 июня 1917 г. святой Тихон был избран волеизъявлением церковного народа на Московскую епархиальную кафедру, после чего Синод удостоил его сана митрополита. Поместный Собор, состоявшийся в 1917-1918 годах, избрал митрополита Тихона своим председателем. Вскоре после этого Божественным Промыслом он был возведен на восстановленный патриарший престол. Всероссийский Поместный Собор открылся 15 августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Кремля. После четырех туров голосования Собор избрал кандидатами на Первосвятительский престол архиепископа Харьковского Антония, архиепископа Новгородского Арсения и митрополита Московского Тихона, - как говорили в народе, "самого умного, самого строгого и самого доброго из иерархов Русской Церкви". Из трех кандидатов Патриарха предстояло избрать жребием. Избрание состоялось в храме Христа Спасителя 5(18) ноября. По окончании Божественной литургии и молебного пения священномученик Владимир, митрополит Киевский, вынес ковчежец с жребиями на амвон, благословил им народ и снял печати. Из алтаря вышел слепой старец схииеромонах Зосимовой пустыни Алексий. Помолившись, он вынул из ковчежца жребий и передал его митрополиту. Святитель прочитал громко: "Тихон, митрополит Московский - аксиос". В этот день святитель Тихон совершал литургию в Троицком подворье. Весть об избрании его Патриархом принесло ему посольство Собора. После пения многолетия митрополит Тихон произнес слово: "...Сейчас я изрек по чиноположению слова: "Благодарю и приемлю и нимало вопреки глаголю". ...Но, рассуждая по человеку, могу многое глаголить вопреки настоящему моему избранию. Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: "Плач, и стон, и горе", и такой свиток должен был съесть пророк Иезекииль. Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне Патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжкую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа Моисею, и мне придется говорить ко Господу: "Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка. Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня" (Числ. 11, 11-14). Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во вся дни. А к сим кто доволен, даже и из крепких мене! Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию". 21 ноября (4 декабря), в праздник Введения, в Успенском соборе Кремля состоялась интронизация Патриарха. Для торжества настолования из Оружейной палаты взяты были жезл святителя Петра, ряса священномученика Патриарха Ермогена, а также мантия, митра и клобук Патриарха Никона. Пока шла литургия, солдаты, охранявшие Кремль, вели себя развязно, смеялись, курили, сквернословили. Но когда Патриарх вышел из храма, эти же самые солдаты, скинув шапки, опустились на колени под благословение. Приветствуя новопоставленного первосвятителя на приеме, устроенном в честь восстановления Патриаршества, архиепископ Антоний сказал: "Ваше избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было бессознательно предсказано друзьями юности, товарищами вашими по академии. Подобно тому как полтораста лет тому назад мальчики, учившиеся в Новгородской бурсе, дружески шутя над благочестием своего товарища Тимофея Соколова, кадили пред ним своими лаптями, а затем их внуки совершили уже настоящее каждение пред нетленными мощами его, то есть вашего небесного покровителя Тихона Задонского, так и ваши собственные товарищи по академии прозвали вас "патриархом", когда вы были еще мирянином и когда ни они, ни вы сами не могли и помышлять о действительном осуществлении такого наименования, данного вам друзьями молодости за ваш степенный, невозмутимо солидный нрав и благочестивое настроение". Собор предоставил Патриарху права, соответствующие каноническим нормам: нести попечение о благополучии Русской Церкви и представлять ее перед государственной властью, сноситься с автокефальными Церквами, обращаться ко всероссийской пастве с учительными посланиями, заботиться о своевременном замещении архиерейских кафедр, давать епископам братские советы. Святитель Тихон был человеком мягким, доброжелательным, ласковым. Но когда надо было постоять за правду, за дело Божие, он становился непоколебимо тверд и непреклонен. Всегда приветливый, общительный, исполненный благодушия и надежды на Бога, он излучал на ближних обильную христианскую любовь. Несколько месяцев пробыв на Московской кафедре, святитель покорил сердца верующих москвичей. Собор, избравший его своим председателем, успел за короткое время узнать в нем кроткого и смиренного монаха-молитвенника и очень энергичного, опытного администратора, одаренного высокой духовной и житейской мудростью. В первом обращении к всероссийской пастве святой Патриарх Тихон характеризовал переживаемую страной эпоху как "годину гнева Божия"; в послании 19 января (1 февраля) 1918 года им выражены архипастырская озабоченность положением Церкви, осуждение кровавых беспорядков. При этом, как верховный пастырь Русской Церкви, Патриарх Тихон старался избегать всякой политической вовлеченности в происходящие события. Православные люди жили на территориях, контролируемых и красными, и белыми, и зелеными, Православной Церкви принадлежали и воины, сражавшиеся друг против друга в братоубийственной войне. Летом 1921 года, после ужасов гражданской войны, русский народ постигло еще одно бедствие - голод. 19 февраля 1922 года Патриарх Тихон издал воззвание, в котором призвал церковноприходские советы жертвовать драгоценные церковные украшения, если только они не имеют богослужебного употребления. В печати, однако, начали появляться статьи с обвинением церковной власти в глухоте к народному бедствию, а 23 февраля ВЦИК издал декрет об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих. Патриарх отреагировал на декрет новым посланием к пастве, в котором заявил о недопустимости изъятия священных предметов, "употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство: миряне - отлучением от нее, священнослужители - извержением из сана" (Ап. 73, Двукр. 10). Это послание было разослано епархиальным архиереям. Приходские советы вынесли решение о недопустимости изъятия из храмов богослужебных предметов. Когда декрет ВЦИК стал приводиться в исполнение, вокруг храмов собирались толпы народа; произошли столкновения, пролилась человеческая кровь. В связи с этим в разных городах страны были возбуждены уголовные дела. Однажды Патриарху пришлось даже лично принять участие в процессе, возбужденном большевиками против группы священнослужителей: не в качестве прямого обвиняемого, но в качестве "свидетеля", на ответственности которого лежала судьба обвиняемых, что было еще более тяжело морально. То был процесс многочисленных священников, кончившийся в начале мая 1922 года инсценировкой "гласного" суда, на котором пятьдесят маститых пастырей были судимы за то, что "сопротивлялись" изъятию священных предметов из церквей. Вина их была: в повиновении своему Патриарху, в оглашении его Воззвания, в попытках договориться с властями о замене денежным выкупом выдачи своих церковных святынь, а в редких случаях и в том, что, не выдерживая кощунственного поведения в храмах агентов власти, позволявших себе самые непристойные формы надругательства над святынями, они не оставались к нему равнодушными. Неожиданно, как для публики, так и для подсудимых первым из свидетелей введен был Патриарх. Вот картина его допроса по описанию очевидца: "Когда в дверях зала показалась величавая фигура в черном облачении, сопровождаемая двумя конвоирами, все невольно встали, не только подсудимые, защитники и первые ряды публики, но и весь народ, сверху до низу переполнивший громадный зал Политехнического музея. Все головы низко склонились в глубоком, почтительном поклоне. Святейший Патриарх спокойно-величаво осенил крестом подсудимых и, повернувшись к судьям, прямой, величественно-строгий, оперевшись на посох, стал ждать допроса. И допрос, дерзко вызывающий, намеренно злобный, не замедлил начаться. Казалось, что не свидетель, а обвиняемый стоял перед судом. Яростно, дерзко, почти с пеной у рта, набрасывался обвинитель. Ровно, спокойно, ни разу не повысив голоса, отвечал Патриарх. И это спокойствие, такое величавое, полное достоинства и, как выразился один из присутствовавших, такое "святое и простое", выводило из себя не только озлобленного обвинителя, но и важного с виду председателя. От всего допроса веяло явным стремлением обвинить свидетеля не в чем ином, как в государственной измене. Крылатое слово "контрреволюция" так и резало слух. - Вы приказывали читать всенародно ваше Воззвание, призывая народ к неповиновению властям? - спрашивал председатель. Спокойно отвечает Святейший Патриарх: - Власти хорошо знают, что в моем Воззвании нет призыва к сопротивлению властям, а лишь призыв сохранить свои святыни и во имя сохранения их просить власть дозволить уплатить деньгами их стоимость и, оказывая тем помощь голодным братьям, сохранить у себя свои святыни. - А вот этот призыв будет стоить жизни вашим покорным рабам! - и председатель картинным жестом указал на скамьи подсудимых. Благостно-любящим взором окинул старец служителей алтаря и ясно и твердо сказал: - Я всегда говорил и продолжаю говорить, как следственной власти, так и всему народу, что во всем виноват я один, а это - лишь моя Христова армия, послушно исполняющая веления посланного ей Богом главы. Но если нужна искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова, - тут голос Патриарха возвысился, стал слышен во всех углах громадного зала, и сам он как будто вырос, когда, обращаясь к подсудимым, поднял руку и благословил их, громко и отчетливо произнося: - благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки и смерть за Него. Подсудимые опустились на колени. Полное безмолвие воцарилось в зале. Смолкли и судьи, и обвинители. Величие этого благословения, казалось, повлияло и на их черствые, все отрицающие души". Несмотря ни на что, суд вынес суровые приговоры: несколько обвиняемых священников и прихожан московских храмов были осуждены на смертную казнь, другие - на разные сроки. Трибунал вынес также постановление о привлечении Патриарха Тихона к суду в качестве обвиняемого. В годы гражданской войны в среде духовенства произошло расслоение: появились обновленческие группировки, призывавшие к революции в Церкви. Давая отпор антиканоническим модернистским посягательствам, Патриарх Тихон 4 ноября 1921 года в особом послании к пастве подчеркивал недопустимость богослужебных нововведений. И вот теперь, в этой новой создавшейся обстановке обновленцами была осуществлена раскольническая авантюра. Никем не уполномоченная группа петроградских священников-обновленцев во главе с А. Введенским выехала в Москву. 12 мая петроградские священники явились в Троицкое подворье и потребовали от Святейшего оставить Патриарший Престол, лживо утверждая, что ими уже исходатайствовано разрешение на созыв Поместного Собора для устроения пришедших в расстройство церковных дел. "Я никогда не хотел быть Патриархом, - ответил Святейший, - Патриаршество меня тяготит как крест - это вы хорошо знаете. Я с радостью приму, если грядущий Собор снимет с меня вообще Патриаршество, а сейчас я передаю власть одному из старейших иерархов и отойду от управления Церковью". Во главе церковного управления Патриарх Тихон поставил митрополита Ярославского Агафангела, назначив его своим заместителем. Митрополит Агафангел, получив письмо от Патриарха, решил подчиниться его выбору, но не смог выехать в столицу. 5 (18) мая петроградские священники во главе с А. Введенским вновь являются в Троицкое подворье. Битый час они уговаривают Святейшего, который уже понимал, с кем имеет дело, передать им Патриаршую канцелярию до прибытия в Москву митрополита Агафангела. В конце концов Патриарх уступил просителям, наложив на заготовленное ими прошение резолюцию: "Поручается наименованным ниже лицам принять и передать Высокопреосвященнейшему митрополиту Агафангелу, по приезде в Москву, синодские дела..." Резолюцию Патриарха о передаче канцелярии церковные авантюристы объявили актом передачи им церковной власти и заявили об образовании Высшего Церковного управления. На другой день Патриарх был переведен в Донской монастырь, а его покои в Троицком подворье заняло самочинное Высшее церковное управление. В мае 1922 года обновленцы созвали учредительное собрание своих сторонников и провозгласили образование "Живой Церкви". На собрании живоцерковников был избран Центральный Комитет во главе с протоиереем В. Красницким. В газете "Живая Церковь", которую стал издавать этот ЦК, печатались статьи против монашества. Одна из них, посвященная монастырям, называется "Гнезда бездельников". В другой статье протоиерей В. Красницкий откровенно провозгласил свою цель: "Духовенство должно быть освобождено от мертвящего гнета монашества... и непременно получить доступ к епископскому сану". Для захвата церковного управления на местах Высшее церковное управление направило по епархиям 56 уполномоченных, вменив им в обязанность "изгнание монахов, то есть архиереев из архиерейских домов", и захват православных храмов. Обвиняя архиереев в контрреволюционности, уполномоченные домогались их высылки из епархий. Раскольники добились устранения видных иерархов и среди них митрополитов Новгородского Арсения (Стадницкого), Казанского Кирилла (Смирнова), Ярославского Агафангела и других. Трагические события произошли в Петрограде. Вернувшись из Москвы в Петроград, А. Введенский пытался вовлечь в обновленческую авантюру приблизившего его прежде к себе митрополита Вениамина. 25 мая он предъявил митрополиту "удостоверение" в том, что, согласно резолюции Патриарха Тихона, он является членом Высшего церковного управления и командируется в Петроград по делам церковного управления. Митрополит обратил внимание на отсутствие на этой бумаге подписи Патриарха и отказался признать "удостоверение". А через день, за воскресной литургией в петроградских церквах зачитано было послание митрополита Вениамина к пастве, в котором священники Введенский и Белков, без воли своего епископа отправившиеся в Москву и принявшие там на себя высшее управление Церковью, отлучались от церковного общения впредь до принесения покаяния. В понедельник в покои митрополита явились представители власти вместе с Введенским: один для ареста архиерея, другой - для принятия канцелярии. Введенский подошел к митрополиту под благословение, но святитель благословения не дал, сказав: "Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду". 29 мая (10 июня) в Петрограде открылся процесс по делу о церковных ценностях. Трибунал приговорил митрополита Вениамина (Казанского), архимандрита Сергия (Шеина), протоиерея Л. К. Новицкого, И. М. Ковшарова к расстрелу. Однако половина епископов и клириков, большая часть мирян не дрогнула перед натиском церковных авантюристов. Благочестивый народ в массе своей не пошел за раскольниками. Храмы, захваченные ими, стояли пустыми, а в православных приходах, сохранивших верность Патриарху, за богослужением продолжали возносить имена изгнанных архиереев. 2 мая 1923 года в захваченном у Православной Церкви храме Христа Спасителя открылось обновленческое сборище, притязательно названное Поместным Собором. Лжесобор узаконил противоканонические реформы прежнего Высшего церковного управления: закрытие монастырей, белый епископат, допустимость второбрачия для духовенства. Важнейшей акцией разбойничьего сборища стал заочный суд над Патриархом Тихоном. Собор обновленческих епископов вынес приговор: "Патриарх Тихон перед совестью верующих подлежит самой строгой ответственности и каре - лишению сана и звания Патриарха за то, что он направил всю силу своего морального и церковного авторитета на ниспровержение существующего гражданского общественного строя нашей жизни". В советской и обновленческой церковной печати раскольники требуют суровой кары для Патриарха, вплоть до его смертной казни. В результате разрушительных действий раскольников церковное управление оказалось обезглавленным, архиереи изгнаны с кафедр, большинство храмов захвачено обновленцами, духовенство и церковный народ повержен в смятение. В этой обстановке 16 июня 1923 года Патриарх Тихон обратился в Верховный суд РСФСР с заявлением, в котором просил освободить его из-под стражи. "Я окончательно отмежевываюсь, - писал он, - как от зарубежной, так и от внутренней монархически-белогвардейской контрреволюции". 25 июня Патриарх Тихон смог вернуться к отправлению своих первосвятительских обязанностей. Весть об освобождении Патриарха вызвала у православного народа великую радость. Получив возможность свободно передвигаться по городу, Патриарх тотчас отправился на Лазаревское кладбище, где тогда погребали почитаемого в Москве протоиерея Алексия Мечева. Когда люди увидели возле могилы священника Патриарха, они с любовью и преданностью подходили под его первосвятительское благословение. Патриарх смог убедиться, что православный народ не ушел от него. 1 июня 1923 года после литургии в Донском монастыре Патриарх произнес проповедь, в которой сказал, что дело Церкви "сеять учение Христа о мире всего мира, о братстве, о всепобеждающей любви. Взбаламученное страстями человеческое море особенно теперь в этом нуждается". В тот же день он обратился к пастве с новым посланием, заявив, что "Российская Православная Церковь аполитична и не желает... быть ни белой, ни красной Церковью. Она должна быть и будет Единою, Соборною, Апостольскою Церковью". 15 июля святитель Тихон обратился к пастве с посланием и в нем дезавуировал все действия обновленческого Высшего церковного управления. В августе 1923 года Патриарх и образованный им Временный Синод обратились с воззванием к Русской Церкви, в котором заявили о решительном отмежевании от всякой контрреволюции: "Возврат к прежнему строю невозможен... Церковь признает и поддерживает Советскую власть, ибо нет власти не от Бога". Это воззвание вырывало из рук обновленцев главное их оружие - обвинение православного духовенства в нелояльности к Советской власти. Изменение в политической позиции Патриарха Тихона и большей части православного епископата обусловлено было не только тактическим расчетом, но и соображениями принципиального характера: гражданская война закончилась, государственная власть перестала быть предметом кровавой междоусобной брани, в стране существовало одно законное правительство - Советское. На смену режиму военного коммунизма с неизбежными по военному времени нарушениями законности пришел НЭП, что создавало возможность для построения правового государства, в котором Православная Церковь могла занять принадлежащее ей место. Заявление Патриарха в Верховный суд в сущности означало, что он признал законность Советской власти. В январе 1924 года Патриарх издал указ о молитвенном поминовении государственной власти за богослужением: "О стране Российской и властех ея", а 21 марта 1924 года Президиум ВЦИК принял постановление о прекращении дела Патриарха Тихона и его сподвижников. После возвращения Патриарха к управлению церковным кораблем началось массовое возвращение в Церковь священников, примкнувших к раскольникам не по убеждениям, а "страха ради иудейска". Вместе с ними возвращаются в Церковь и храмы, которые, пока настоятели их пребывали в расколе, стояли полупустыми. Часть обновленцев, не желая приносить покаяния в содеянном, стремилась, однако, к воссоединению с Православной Церковью. Патриарх ради спасения заблудших и ради церковного мира был готов к переговорам с ними. Решительным противником таких переговоров был бывший ректор Московской Духовной Академии архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский), настоятель Данилова монастыря. Строгий монах, знаток Типикона и канонов, человек бескомпромиссной твердости, он объединил вокруг себя тех архипастырей и церковных деятелей, которые предостерегали Патриарха от малейших уступок раскольникам. Патриарх в шутку называл Даниловский монастырь "конспиративным Синодом". Вскоре после освобождения Патриарха владыка Феодор прибыл к нему в Донской монастырь с советом прекратить переговоры с обновленцами и не идти на большие уступки властям. Патриарх Тихон произвел на него впечатление человека мягкого и сговорчивого; епископу Феодору, строгому, замкнутому монаху, не понравилась сама манера поведения Патриарха - его добродушие, открытость, склонность к шуткам и веселости, "Все хи-хи, ха-ха и гладит кота", - так характеризовал владыка Феодор Патриарха, а в своем кругу, "в конспиративном Синоде", угрюмо пророчил, что "Иларион (архиепископ Верейский, ближайший помощник Партиарха Тихона) погубит Патриарха и Церковь; если Патриарх уйдет, то власть уже не даст выбрать нового Патриарха. Русская Церковь тогда развалится". В конце сентября 1923 года в Донском монастыре состоялось совещание 27 православных архиереев для обсуждения результатов переговоров с обновленцами о преодолении раскола. Архиепископ Феодор не явился на совещание, но в нем участвовало много его сторонников и единомышленников. Архиепископ Тверской Серафим (Александров) доложил собратиям о ходе переговоров. "Все наше разделение, - сказал он, - основано на недовольстве некоторых иерархов и православных мирян личностью Патриарха Тихона". Архиепископ Серафим довел до сведения епископов предложение обновленцев открыть общий Собор из тихоновцев и обновленцев под председательством Патриарха Тихона, на котором Патриарх должен сам отказаться от возглавления Русской Церкви. Когда Святейшему впервые доложили об этом проекте, он сказал: "Надоел я вам, братцы, возьмите метелку и гоните меня". Закрытым голосованием проект соглашения с обновленческим Синодом был отвергнут. Ареной самой ожесточенной борьбы обновленчества с Православной Церковью стал очаг раскола - Петроград. В 1923 году из 123 петроградских храмов 113 были захвачены раскольниками. Благодаря пастырской и исповеднической деятельности епископа Мануила (Лемешевского) к декабрю 1923 года из 113 обновленческих храмов 85 вернулись в Православие. Обновленцы, оказавшись перед угрозой полного краха, вновь прибегли к интригам против православных, обвиняя их в политической нелояльности. В конце концов они добились своего. 3 февраля 1924 года, в день иконы Божией Матери "Отрада и утешение", епископ Мануил был арестован и в октябре приговорен к трехлетней ссылке в Соловецкий лагерь. Несколько ранее, в конце 1923 года, арестован был и ближайший помощник Патриарха архиепископ Верейский Иларион (Троицкий), епископ Самарский Анатолий (Грисюк), епископ Лука (Войно-Ясенецкий) и другие архипастыри. Большинство архиереев ссылали в Соловецкий лагерь особого назначения. В конце 1924 года здоровье Святейшего Патриарха Тихона, потрясенное выпавшими на его долю многими тяжкими испытаниями, резко пошатнулось. Святитель Тихон страдал хроническим воспалением почек, общим склерозом и грудной жабой. 13 января он согласился переехать из Донского монастыря в частную клинику на Остоженке, где его здоровье заметно поправилось. Но 2 апреля после зубоврачебной операции состояние Патриарха Тихона внезапно резко ухудшилось. Тем временем Синод вел переговоры с представителем государственной власти Тучковым об издании нового обращения к пастве от лица Патриарха. В праздник Благовещения состоялось экстренное заседание Синода, на котором обсуждался текст этого документа. После заседания около 10 часов вечера изнемогший Патриарх попросил келейника помочь ему умыться. Вдруг он пошатнулся, сделав рукой движение, как при острой сердечной боли. Келейник предложил поскорее лечь и заснуть. Тогда Патриарх Тихон "очень строгим, серьезным тоном, к которому я не привык, - вспоминал келейник, - сказал: "Теперь я усну... крепко и надолго. Ночь будет длинная, темная-темная". Больной то бредил, то лежал в забытьи. Без четверти двенадцать он открыл глаза и начал креститься: "Слава Тебе, Господи!" - повторил он дважды и поднял руку, чтобы в третий раз осенить себя крестным знамением. Рука бессильно упала". Святой Патриарх Тихон отошел ко Господу в Благовещение 1925 года в 23 часа 45 минут. Погребение почившего состоялось в Донском монастыре. 40 скорбными ударами колокола православная Москва была извещена о великой потере. В монастырь отовсюду двинулись верные чада Церкви проститься со своим Предстоятелем. Чтобы войти в собор, люди по 9-10 часов выстаивали в очереди; которая тянулась на три версты. Мощи святого патриарха нашли упокоение в Малом Донском соборе, возле гроба с телом убитого незадолго до его кончины верного келейника Патриарха Якова Полозова. Замечательно глубокую характеристику почившему Предстоятелю Русской Церкви дал митрополит Сергий (Страгородский), впоследствии Патриарх, в слове, произнесенном за литией в дни траура: "Его святительская деятельность и до избрания в Патриархи не сопровождалась внешним блеском. Его личность не была заметна. Казалось, что он не имел никаких особенных дарований, которыми мог бы блистать. Как будто даже ничего не делал. Не делал, но при нем какой-то маленький приход превратился в Американскую Православную Церковь. То же было и в Литве, и в Ярославле... То же повторилось и здесь. Казалось, что он ничего не делал, но тот факт, что вы собрались здесь... есть дело рук Святейшего. Он на себе одном нес всю тяжесть Церкви в последние годы... По своему характеру святитель отличался величайшей незлобивостью и добротой. Он всегда одинаково был верен себе: и на школьной скамье, и на пастырской и архипастырской ниве, вплоть до занятия Патриаршего Престола. Он имел особенную широту взгляда, способен был понимать каждого и всех простить. А мы очень часто его не понимали, часто огорчали своим непониманием, непослушанием, отступничеством. Один он безбоязненно шел прямым путем служения Христу и Его Церкви. За что любил его православный русский народ? Любил православный народ своего Патриарха потому, что он взрастил эти богатые добродетели на почве церковной при благодатной помощи Божией. "Свет Христов просвещает всех", - говорит слово Божие, и этот свет Христов был тем светочем, который путеводил почившего во время его земной жизни. Будем надеяться, что за высокие качества милосердия, снисходительности и ласки к людям Господь будет милостив к нему, предстоящему перед Престолом Божиим". На Русской Голгофе, когда обновленческие священники и архиереи вторично распинали Христа, народ действительно был глубоко смущен. Он видел, как обновленцы буйствовали и бесчинствовали в православных храмах, как они бесцеремонно и предательски "лобызали" истинных пастырей народных и убирали их с дороги прочь. Народ долго смущенно молчал. Потом он стал выражать свое возмущение особым протестом. Он совершенно перестал ходить в обновленческие храмы. Церкви, где служили обновленческие архиереи, священники, оказались пустыми. Люди предпочитали молиться у себя дома или шли за несколько десятков (а то и сотен) километров в уцелевший православный храм и плакали и молились за страдальцев и страдающую Русскую Православную Церковь. Сколько горя, сколько слез, стенаний, горьких рыданий перенес православный народ, оказавшийся почти без пастырей своих и духовных отцов. Как круглая сирота, народ русский искал себе истинных пастырей, но они сидели в тюрьмах, погибали в шахтах и на тяжких работах. А продажные и зубатые "волки" в светлых золотых ризах сидели на высоких кафедрах и наслаждались славой и преклонением льстецов и человекоугодников. Видя это безбожное кощунство обновленцев, народ кинулся опять к патриарху Тихону и вместе со своим избранником и мучеником слезно и горько возопил к Богу. Господь смилостивился над Русской Церковью. Он внял горьким мольбам страдальцев-заключенцев, которые день и ночь умоляли Бога за родной свой русский народ. Правительство изменило свое отношение к обновленцам. Оно увидело, что народ не пошел за ними, как этого хотелось. Лишившись поддержки извне и изнутри, эпидемия обновленчества стала слабеть и через три-четыре года растворилась в народе, но совсем не уничтожилась... Оставив на церковном теле ужасные смертельные раны, обновленчество, как загнанная ехидна, притаилось в гуще народной, чтобы в удобный для себя момент снова поднять свою ядовитую голову и убить Церковь навсегда... |