опубликовано: 14.04.2008

Блаженный раб Божий Дула был монахом одной из киновий египетской страны.

(Киновия - общее название всех общежительных монастырей, т.е. тех, где братия не только стол, но и все необходимое вообще для жизни получают от монастыря по распоряжению настоятеля, а с своей стороны весь свой труд и плату за него представляют на общую потребу монастыря.)

Во взгляде его всегда светилось смирение и кротость, но по разуму он был велик и славен. Сей угодник Божий, всеми гонимый и злословимый, всегда радовался и веселился духом. Уничижавших его он считал неповинными, и молился за них Богу, чтобы Господь не поставил им этого во грех. В таком терпении подвижник Божий пробыл двадцать лет, непоколебимо питая в сердце своем кротость и смирение.

Однажды некий брат, не имеющий страха Божия, проникнул тайно в церковь и украл все церковные сосуды. Сделав все это, монах тот скрыл украденное и затворился в келлии своей, как бы никуда пред этим не выходя.

Когда же настало время утренней службы, параекклисиарх (пономарь, зажигающий в церкви светильники), войдя в церковь, чтобы возжечь панникадила, увидел, что украдены все церковные сосуды; он тотчас же пошел и поведал об этом авве (так на Востоке называли настоятелей общежительных монастырей). Потом по обычаю он ударил в било, и все братия собрались в церковь на утреннее пение.

(Било - от слова бить, деревянная или металлическая доска, в которую ударяют или бьют, чтобы звуком или стуком созывать верующих в храм на богослужение. У нас била заменены колоколами, но в Греции они существуют до сих пор, особенно там, где много Турок, которые не допускают употребления колоколов.)

По окончании утрени авва и параекклисиарх возвестили братии, что сосуды украдены, и все были сильно этим возмущены. Случилось же, что в то время по болезни блаженный Дула не пришел на утреннее правило; и сказали некоторые из братии:

- Никто не мог их украсть кроме брата Дулы, который от того, должно быть, и не пришел в церковь. Если бы не он совершил эту кражу, то пришел бы к полунощнице раньше всех; как это он имел обыкновение делать веегда.

И послали привести его в храм; посланные, отправившись, нашли его, хотя и больным, но всеже стоящим на молитве; схватив блаженного, они силою повлекли его в церковь. Тогда святый Дула спросил их:

- Что это значит, братия? и почему вы влечете меня насильно, когда я и добровольно мог бы пойти к святым отцам?

Они же, порицая его хульными и безчестными словами, сказали:

- Недостойный жизни богохульник, не достаточно ли тебе столько лет смущать нас? А теперь ты надругался даже и над душами нашими!

Он же сказал им на это:

- Простите меня, братия, если я согрешил пред вами.

Потом привели его к авве и ко всему собору отцев, состарившихся в постничестве, и сказали:

- Вот человек, с самого начала смущающий нас и нарушающий правила нашего общежития.

И начал каждый клеветать на него. Один говорил:

- Я видел его тайно ядущим зелень.

А другой:

- Я видел его крадущим хлеб и раздающим его вне монастыря.

Иной же так клеветал на него:

- Я видел его тайно пьющим дорогое вино.

Также и прочие ложно наговаривали на него что-нибудь порочное. Слыша все это, авва и находившиеся с ним отцы поверили клеветам и спрашивали Дулу, правда ли все то, что говорят о нем, и особенно разспрашивали его о покраже: где он спрятал те церковные сосуды, какие украл.

Святый же Дула, оправдываясь, сначала утверждал, что он в зтом ни в чем пе повинен; а потом, увидев, что ему не верят, замолчал и только произносил:

- Простите меня, отцы святые, я грешен.

Тогда авва повелел совлечь с него монашеские одежды и облечь его в мирское одеяние; и при этом сказал:

- Такие дела недостойны монашеского чина.

Когда же с блаженного Дулы совлекли иноческое одеяние, он горько зарыдал и, воззрев на небо, громко произнес:

- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Твоего Святого Имени я облекся во образ сей, но ныне по грехам моим он совлечен с меня.

После этого авва приказал заключить угодника Божия в оковы и передать его эконому; эконом же, обнажив тело его, стал сильно бить святого воловьими жилами, спрашивая его, верно ли все то, что говорят о нем относительно покражи?

Дула же, хоть и со слезами на глазах, но по невинности своей по прежнему улыбаясь, проговорил:

- Простите, согрешил я.

Тогда эконом, видя его улыбающимся и произносящим такие слова, еще больше разсердился на него, посадил его в темницу и ноги забил в колоды. Он написал также письмо к городскому правителю, возвещая его о покраже и о брате Дуле, и тотчас же отправил ему это письмо.

Городской правитель, прочтя письмо, немедленно послал своих слуг, чтобы они привели Дулу, как вора. И воины, схватив раба Божия, посадили его на неоседланное животное и, возложив на шею его железные тяжести, повезли его с позором среди города.

Когда блаженного Дулу привели на суд, городской правитель спросил его:

- Откуда ты, как называешься и почему стал монахом? как украл церковные сосуды и куда скрыл их?

Страстотерпец же Христов на все эти вопросы правителя ничего иного не отвечал, как только:

- Согрешил, простите.

Правитель приказал четырем слугам положить святого обнаженным на землю и нещадно бить воловьими жилами. В то время, как блаженного Дулу долгое время без всякого сострадания так били, он, наконец, с улыбающимся лицем сказал городскому старшине:

- Бей меня, бей, и ты сделаешь украденное серебро мое более чистым.

На это правитель сказал ему:

- Безумный, я на теле твоем и на ребрах твоих сделаю тебе серебро более чистым, чем даже снег.

И он тотчас же приказал подсыпать под чрево его разожженные угли, а на раны возливать уксус, смешанный с солью.

Даже предстоящие удивлялись такому терпению блаженного и говорили ему:

- Скажи, где скрыл священные сосуды, и ты будешь освобожден.

Дула на это ответил:

- У меня нет ни серебра, ни пропавших сосудов.

Потом правитель, освободив святого от истязаний, приказал отвести его в темницу.

На другое утро этот старейшина города послал в лавру, приказывая, чтобы к нему вместе со всеми монахами пришел и их настоятель.

(Лавра - собственно часть города, обнесенная стеною. Но еще с самого древнего времени название это применялось к многолюдным и важным монастырям. Впервые лаврами такие монастыри стали называться в Палестине, где монахи вынуждены были собираться в возможно большем числе и огораживать свои жилища стенами, из опасения нападений со стороны разных кочевников и особенно бедуинов.)

На другой день, собравшись вместе, они пришли к правителю.

И сказал он им:

- Многим, различным и тяжким мучениям подверг я вашего брата, которого вы обвиняете в покраже, и ничего худого не нашел в нем.

Монахи на это сказали ему:

- Господин правитель, кроме покражи, этот нечестивец много и другого зла сделал, но мы до сих пор Бога ради терпели его, ожидая, что он отвратится от своего порока, но он впал в еще худшее.

Тогда правитель спросил:

- Что же мне сделать с ним?

Монахи отвечали:

- Сделай с ним, что повелевают законы.

- Закон наш повелевает святотатцу отсекать руки.

Монахи на это проговорили:

- Да постраждет он по закону и да получит наказание по делам своим.

Тогда правитель повелел привести Дулу и стал пред всеми так допрашивать его:

- Окаянный и ожесточенный человек, скажи нам правду относительно покражи, в которой ты обвиняешься, и ты освободишься от смерти.

На это Дула ответил:

- Хочешь ли, правитель, чтобы я сказал на себя то, чего не делал? Не хочу лгать на себя, ибо всякая ложь - от диавола. В том, о чем ты меня ныне допрашиваешь, я считаю себя совершенно не виновным.

Тогда правитель, видя, что блаженный не признает себя виновным, а монахи требуют, чтобы его судили по закону, приказал отсечь ему руки.

После того старца Дулу повели на место, где казнили осужденных. В это время тот монах, который был на самом деле виновником кражи и похитителем священных сосудов, пришел в умиление и сказал сам себе:

- Как бы теперь или после не найдено было все украденное мною? да если теперь и утаится это злое дело мое, то ведь в день праведного суда Божия оно обличится; тогда что сделаю я, окаянный? какой ответ дам об этом сугубом грехе? - что и сосуды украл, и неповинного брата подверг мукам?

И пошёл он поспешно к настоятелю лавры и сказал:

- Авва, пошли поскорей в город к правителю, чтобы не усекали руки брату и чтобы он не умер от страданий, ибо священные сосуды нашлись.

И тотчас же авва послал к правителю, и страстотерпец был отпущен еще раньше совершения казни.

Когда он приведен был в лавру, явно открылась его невинность и всем стало ясно, что покража - дело другого монаха; и начали братия припадать к преподобному Дуле, умоляя его:

- Прости, ибо мы согрешили пред тобою.

Он же, плача, так говорил им на это:

- Простите меня, отцы и братия; я великое воздаю вам благодарение, что ради маловременных страданий, какие вы мне причинили, я избавлюсь вечных мук, и что по милосердию Божию буду сподоблен великих благ; да и всегда, слыша ваши неправды и укоризны на себя, я радовался духом, надеясь тем избавиться великого позора за свои грехи, когда придет Господь во славе Своей и объявит советы сердечные. Всего же более я ныне радуюсь тому, что пострадал неповинно: ибо я знаю, какие блага уготовал Бог претерпевающим ради Него страдания. Единственная моя печаль - это о вас: да не поставится вам Господом во грех то, что вы так несправедливо поступилисо мною, и я теперь молю благоутробного Бога только о том, чтобы Он подал вам прощение.

После этого преподобный Дула, прожив еще три дня, отошел ко Господу, но никто не знал об его кончине. Брат, который был поставлен будить иноков на полунощную молитву, подошел однажды к келлии преподобного, но, толкнув её, не получил ответа. Толкнув же второй и третий раз и опять не получив ответа, он пошел и призвал другого брата; принеся с собою свечу, они открыли дверь и, войдя в келлию, нашли преподобного стоящим на коленях: он как будто творил поклоны, но душею отошел уже к Богу, ибо в молитве и коленопреклонении предал дух свой Господу.

Не осмеливаясь прикоснуться к нему, эти два брата оставили его так стоять и, отправившись, возвестили отцу лавры, что брат Дула преставился. По окончании утреннего пения, пришел сам настоятель и, увидев блаженного мертвым, приказал опрятать тело его и для погребения принести к церкви.

Когда честное тело его было приготовлено к погребению и принесено к церкви, ударили в било, дабы все иноки знали о кончине их брата, и собрались все и прикасались к честному телу святого, как к мученическому. Настоятель в это время послал в соседнюю лавру, чтобы авва и того монастыря пришел с своею братиею, и все бы со славою погребли неновинно пострадавшего брата.

Иноки, теснясь к умершему, мешали и толкали друг друга; - поэтому настоятель монастыря вскоре велел внести тело блаженного во храм и запереть двери его, ожидая, пока не придет вместе со своими иноками авва другого монастыря и таким образом соберутся монахи обеих лавр.

Около девятого часа, когда авва соседнего монастыря уже пришел со своими иноками и таким образом все собрались, - приказали отпереть храм и поставить тело среди собора, чтоб все видели его и чтоб можно было предать тело честному погребению с подобающими песнями. Но когда подошли к телу, то не нашли его: остались одни только одежды и сандалии.

(Сандалии - род обуви у древних греков и римлян. Делались они из войлока, кожи, пробки и даже дерева и были похожи на наши туфли; но отличительною особенностию их была ременная перетяжка, которая обхватывала ступню поперек ножных пальцев; к ней прикреплялся ремень, проходивший между большим и вторым пальцами.)

И все очень удивились и исполнились ужаса. Потом настоятели обеих лавр сказали братии:

- Видите ли, братия, что могут сделать долготерпеливое страдание, кротость, незлобие и смирение? Вот ныне брат наш не только душею, но и телом отошел от нас, будучи невидимо, ангельскими руками, перенесен в иное место, ибо мы оказались недостойными прикасаться к его святому телу, и сей чести он сподобился от Господа ради долготерпеливого страдания своего, какое он переносил с кротостию и незлобием, во смирении сердца. Мы считали его грешником и недостойным жить на земле, он же оказался святым и достойным небесной жизни с ангелами. И теперь мы посрамлены, он же прославился; мы ныне уничижены, а он венчается Христом Господом. Итак, постараемся научиться терпению и смирению, кротости и незлобию, имея пред собою образ сего долготерпеливого страдальца.

Когда настоятели обеих лавр говорили это, все иноки горько плакали и здесь же постановили ежегодно совершать память святому и преподобному страстотерпцу Дуле на пользу душам своим во славу же Христа Бога нашего, со Отцем и Святым Духом славимого, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.