|
В царствование Никифора (Никифор I, с 802-811 г.) он был
сперва начальником армянской гвардии, а потом знатным сановником и
предводителем восточной армии. Затем он хитростью взошел на престол,
свергнув доброго и благочестивого царя Михаила, по прозвищу Рангава (Михаил
I Рангав царствовал с 811-813 г.), которого он заставил постричься в
иночество; при этом он оскопил его сыновей Игнатия и Феофилакта и отослал
Михаила с женой и детьми в заточение.
Когда святейший патриарх Никифор (управлял Константинопольскою церковию в
806-816 г.; скончался в 828 г. в заточении; память его 13 марта и 2 июня)
венчал Льва Армянина в соборной церкви на царство и возлагал на голову его
венец, то почувствовал в руках своих боль, как от терния, как будто венец в
руках святителя стал терновым, причинявшим болезненные уколы, и понял тогда
святейший патриарх, что это ясное знамение тех великих скорбей и бедствий,
которые нанесет впоследствии Христовой Церкви этот царь.
После великой войны с Болгарами, в которой он явился славным победителем,
царь вспомнил об одном затворнике, некогда предсказавшем ему, что он будет
царем, что и сбылось. Задумав отблагодарить его за это пророчество, царь
послал ему с одним верным слугой разные дары: золотые и серебряные сосуды,
различные кушанья и индейские ароматы.
(Индейские ароматы - ароматы, привезенные из Индии. Индия - страна,
находившаяся на большом южном полуострове восточной Азии; издавна славилась
своими благовонными растениями.)
Но царский посланник не застал уже этого инока, так как тот скончался, а
вместо него в том же затворе жил ученик его Савватий. Посланник царский стал
уговаривать его принять царские дары, присланные его учителю и помолиться о
царе. Но Савватий отверг дары, а вместе с ними и принесшего их, и назвал
царя недостойным царского престола за то, что он почитает иконы и повинуется
догматам, установленным прежней царицей Ириной и бывшим патриархом Тарасием
(управлял Константинопольскою церковию с 784-806 г.; при нем был созван VII
Вселенский собор, утвердивший иконопочитание). При этом он называл Ирину
рысью, а Тарасия - народным возмутителем; царю же Льву он угрожал скорым
лишением царства и жизни, если он в непродолжительном времени не отвергнет
икон, как идолов. Возвратившись к царю, посланник разсказал ему все
слышанное от черноризца и передал еще письменное послание от сего о том же.
В недоумении царь призвал одного из вернейших своих советников, по имени
Феодота, сына Мелиссийского патриция Михаила, по прозвищу Касситера, и
наедине советовался с ним, что делать. (Мелисса - город во Фригии, которая
обнимала всю среднюю часть западной половины малоазийского полуострова.)
Феодот уже давно был заражен иконоборческой ересью и только выжидал удобного
случая, чтобы открыто исповедать свое нечестие. Он дал царю следующий совет:
- В Дагистинском монастыре, - сказал он, - живет один святый инок,
чудотворец и прозорливец: надо с ним побеседовать и поступить так, как он
посоветует.
Когда царь согласился с ним, Феодот тайно поспешил в Дагистинский монастырь
к намеченному им черноризцу, который был еретиком. Придя к нему он сказал:
- В наступающую ночь царь придет к тебе в худой одежде, чтобы побеседовать о
вере и других предметах, и получить от тебя разумный совет. Ты же убеди его
принять отвергнутые догматы прежнего царя Льва Исаврянина и выбросить из
Божьих храмов идолы (так он называл святые иконы). Затем постарайся
устрашить его, что если он этого не сделает, то в скором времени, вместе с
жизнью, лишится и царства; если же он пообещает исполнить это, то пророчески
предреки ему долгую жизнь и благополучное царствование.
Таким образом, еретик Феодот с еретиком же иноком сговорились привлечь к
своему нечестию царя, имевшего удобопреклонное к их замыслу сердце. Ничего
не зная о лукавстве Феодота, царь ночью встал и в худой одежде (чтобы не
быть узнанным) пошел к этому ложному чудотворцу и лживому пророку.
Проводником его был все тот же Феодот. Когда они пришли к помянутому
черноризцу, и беседа уже началась, черноризец, стоя около царя и как бы по
Божественному откровению узнав об его царском сане, с удивлением произнес:
- Нехорошо поступил ты, царь, скрывая перед нами под худыми одеждами свое
царское достоинство. Но хотя ты и поступил так, однако благодать Духа Божия
не позволила нам долго оставаться в неведении и открыла, что ты царь, а не
простой человек.
Царь пришел в ужас от этих слов и, убедившись в святости и прозорливости
черноризца, поверил его пророческому дару и способности чудотворения. Он
легко склонился к тому, что тот приказывал, нисколько не сомневаясь во всем,
что пророчествовали его уста, и принимая гибельный для души и полный
змеиного яда совет еретика, как здравый и душеполезный. Немедленно же он
обещался исполнить все советы черноризца, наученного подобным ему еретиком
Феодотом, и ушел полный намерения воздвигнуть гонение на святые иконы. И
вот, подобно сильной буре, нечестивый царь начал возмущать покой Церкви
Христовой. Святейшего патриарха Никифора, не потворствовавшего его
нечестивому намерению, он сослал в заточение в Проконисс (остров на
Мраморном море, ныне Мармара; служил местом ссылки для многих исповедников
во время иконоборческих смут); точно так же изгнал он и заключил в
отдаленных странах Феофана, настоятеля обители, известной под названием
Великого Села.
(Разумеется св. Феофан, сын Константинопольского вельможи, постригшийся в
иночество по смерти императора Льва Хозара, при котором он занимал высокое
положение. Память его совершается 12-го марта. Обитель "Великое село"
находилась недалеко от Константинополя в лесистых горах Сигрианских, на
берегу реки Риндака.)
Также сослал он Феодора Студита (настоятель знаменитого Студийского
монастыря; память его 11-го ноября) и многих других великих и
Боговдохновенных отцов, сильно сопротивлявшихся ему. На патриарший же
престол он возвел в самый день Воскресения Христова вышепомянутого еретика
Феодота Мелиссийского, по прозвищу Касситера.
Тогда Бог, в праведном гневе Своем на нечестие царя, не замедлил наказать
его своим судом и попустил внезапное нашествие иноплеменников. То были
обитавшие в восточных пустынях Аравитяне; собрав всю свою силу, они
вторглись в греческие области, опустошая земли, нападая на палестинские
монастыри и, между другими, на обитель святого Саввы, где иночествовал
блаженный Феодор со своим братом Феофаном. Святейший патриарх святого града
Иерусалима понял, что это казнь за грехи и следствие гнева Божия за
бесчестие и отвержение святых икон. Побуждаемый ревностию по православию он
начал искать, каким бы образом погасить это пламя и обличить зло, творимое
нарушителями отеческих преданий, вводящими новшества. После некоторых
поисков, он нашел подходящего для этого дела человека в лице преподобного
Феодора, известного своей праведной жизнью и мудростью, дышавшего
Божественной ревностью и с непоколебимым мужеством стоявшего на страже
православия. Оградив его молитвой и утвердив надеждой на Христа, патриарх
послал его в царствующий град для обличения беззакония.
Блаженный Феодор, как послушный сын, не отказался от исполнения приказания.
Готовый немедленно понести за правую веру не только многочисленные труды, но
и принять страдания и даже душу свою положить за честь святых икон, он с
радостию повиновался. Взяв с собою своего брата Феофана, Феодор отправился в
путь и скоро достиг царской столицы. Здесь он прежде всего безстрашно
обличил в ереси наемника, не бывшего пастырем, т. е. Феодота Милиссийского,
лжепатриарха Константинопольского. Преподобный открыто укорял его в том, что
он развращает тех, кем и управляет, губит словесных овец стада Христова,
питаемых вредной пищей еретического учения, и разоряет церковь правоверия,
созидая капище зловерия. Представ затем перед самим царем и имея в устах
Божественное слово, подобное острому мечу, Феодор начал устрашать царя, ясно
доказывая ему, что он не только губит свою душу, но и людей Божиих влечет за
собою в погибель, развращая их посредством обмана. В тоже время он умолял
его снова вернуться к благочестию, оставив злочестивое мудрование.
- Может быть, - сказал он, - ты умилостивишь таким образом Господа и не
испиешь всю чашу гнева Божия, тяготеющего над тобою.
Удивившись свободной речи мужа, убедительности его слов, кротости нрава и
его безстрашному дерзновению, царь кротко принял обличение. Призвав его
вторично, царь начал дружески беседовать с ним, спросил, кто он, откуда
пришел и чего хочет достигнуть своей дерзновенной речью. Сообщив царю о
своем отечестве и прибытии из Палестины, святый разсказал также и о причине
своего прихода, а именно, что нарочно пришел к нему, чтобы открыто
вступиться за Божию честь, видя, как бесчестят Царя Небесного в Его иконах и
оскорбляют Его в лице неправедно гонимых служителей Его.
- Не подобает, - говорил он, - бояться земного царя больше Небесного; наш
долг - обличать царей, если они прогневляют Бога.
Затем преподобный стал излагать догматы святой веры и учить воздаянию
Божественным иконам должного поклонения. Приведя много мест из Священного
Писания, он прибавил, что почитание святых икон есть знак нашей любви и
стремления ко Христу, а также свидетельство нашей веры и нашего исповедания
Его воплощения. Царь долго спорил с ним, много возражал ему от своего
зловерия, но безуспешно, так как слова Божественного мужа были тверды, как
адамант, а вера его непоколебима, как твердая стена. После долгого спора
Феодор победил царя в словопрении и доказал ему несправедливость его
воззрений. Царь пытался мольбой, дарами и обещанием почестей склонить
Феодора к единомыслию с собой, но не имел успеха. После многих увещаний со
стороны царя, святый смело и безбоязненно сказал ему:
- Ты забыл свои обеты, царь, данные тобою Богу, когда архиерей возлагал
венец на твою главу. Пощади свою душу, верни Церкви украшение её, не
воздвигай брань на Бога, Судию праведного и крепкого!
Тогда царь приказал долго и сильно бить исповедника Христова Феодора и его
брата Феофана, и затем сослал их в заточение к морскому устью, запретив кому
бы то ни было подавать им пищу, питье и одежду, чтобы, - как говорил
нечестивый царь, - злые погибли злою смертью.
В скором времени мать царя, уже много лет она бывшая вдовой и проводившая
воздержную жизнь, во сне увидела, что она шла во Влахернскую церковь
Пречистой Девы Богородицы, и, входя в дверь, встретила некую пресветлую
Деву, окруженную множеством мужей в белых ризах, между тем как церковь была
залита потоками крови.
(Влахерны - местность в Константинополе на западной стороне города. Во
времена процветания Византийской империи славилась по всему Востоку своими
святынями. Особенно известны были Влахерны по Богородичной Церкви,
построенной императором Львом I Великим (457-474 гг.), при котором в эту
церковь в 474 г. были положены честные ризы Пресвятой Богородицы,
неренесенные из Палестины. Здесь же вместе с одеждою Богородицы хранились в
златокованном ковчеге головной покров Её (омофор) и часть пояса.)
Дева велела одному из мужей, облеченных в белые ризы, почерпнуть и наполнить
кровью глиняный сосуд и отдать его матери царя, чтобы та выпила. Видя это,
мать царя с ужасом сказала:
- Я уже много лет не ем мяса по причине моего вдовства и не беру в уста
чего-либо кровавого. Как же я буду пить эту кровь?
Тогда пресветлая Дева с гневом спросила ее:
- Зачем же сын твой не перестает исполняться крови и этим прогневлять Меня и
Моего Божественного Сына?
Здесь сон прервался, и мать царя тотчас же проснулась в страхе и трепете. С
этих пор она стала непрестанно и со слезами увещевать своего царственного
сына, чтобы он перестал низвергать святые иконы и проливать из-за них
христианскую кровь. Но второй Иуда, послушнйй раб ереси и лукавый обманщик,
остался неисправимым.
Вскоре после того, за шесть дней до его мучительной кончины, царю Льву
явился в видении святейший Тарасий, давно уже скончавшийся и бывший
патриархом в царствование Ирины и Константина. С великим гневом Тарасий
повелевал в видении некоему мужу именем Михаил, ударить царя мечем. Исполняя
повеление, Михаил наеёс царю сильный удар мечем и пронзил его. Царь видел
все это сам и проснулся в великом трепете, недоумевая, что это должно
означать. Думая, что в монастыре святого Тарасия, живет какой-то Михаил,
замышляющий убить его, он тотчас же послал за монахами, и, разведывая о
Михаиле, приказал держать их в оковах, пока они не представят ему
находящегося среди них Михаила.
В Константинополе в это время проживал воевода Михаил, а по прозвишу Травлей
или Валвос, родом из Амореи (город в малоазийской провинции Фригии).
(Наименование "Травлий" - латинское, а Валвос (Балба) - греческое. По-русски
то и другое значит "Косноязычный". Этот Михаил сделался впоследствии
императором и царствовал в 820-829 г.)
Прежде он сам много помогал Льву в достижении царского престола, был верен
ему и любим им, так что Лев даже стал восприемником его сына. Но,
впоследствии, разгневавшись на царя по какой-то причине, Михаил переменил
дружбу на вражду и, пируя со своими друзьями, часто в пьяном виде по
неосторожности злословил царя. Видя, что Михаил враждебно относится к царю,
некоторые из тайных врагов последнего присоединились к нему и число их было
не мало; они совещались убить царя, а Михаила возвести на царство. Будучи
невоздержен на язык, Михаил не скрыл этого, но где-то похвалился, что будет
царем. Это слово дошло до царя, и он немедленно схватил Михаила и осудил его
на сожжение живым. Связанного Михаила уже вели в банную печь, около которой
присутствовал царь, желая сам увидеть его кончину. Это было 24 декабря в
канун Рождества Христова. Жена царя, Феодосия, узнав об этом, поспешно вышла
из своих палат и стала с гневом укорять царя и даже называть его
богопротивным за то, что он не почитает даже святого дня, когда ему
предстоит причаститься Божественных Таин. Царь послушался её и велел вернуть
Михаила, отлагая его сожжение до другого времени, а затем, обернувшись к
царице, сказал:
- Я поступил, как ты повелела, жена, и сегодня послушался твоего гневного
увещания, но и сама ты и дети наши увидите, что будет после.
Этими словами беззаконный царь невольно изрек о себе пророчество, потому что
близка была его кончина.
Сторожить закованного Михаила царь поручил одному из дворцовых стражников,
по имени Папию, а сам взял к себе ключи от оков узника и всю эту ночь провел
без сна и в печали. Вставши, царь пошел взглянуть на узника, - что тот
делает: плачет ли и сетует ли, как это обыкновенно бывает у осужденных на
смерть? Открыв тихонько тайную дверь в комнату Папия, он увидел нечто
совершенно неожиданное для себя; именно Михаила, которого он надеялся найти
сетующим и скорбящим, он увидел в глубоком сне, почивающим на высоком и
украшенном ложе Папия, а самого Папия, дремлющим на голой земле. Царь пришел
в ужас, видя осужденного узника в таком почете и спокойствии, и удалился в
гневе, грозясь погубить не только Михаила, но и Папия. Это слышал один
отрок, находившийся в той же комнате. Узнав царя, он разбудил Михаила и
Папия и разсказал им, что приходил царь и грозился погубить их обоих. Все
были в страхе. Тогда Михаил, без сопротивления со стороны Папия, послал к
своим единомышленникам некоего Феоктиста с повелением сказать им:
- Если вы теперь же без промедления не приведете в исполнение того, о чем мы
совещались, то завтра я разскажу о вас царю и обличу каждого поодиночке,
чтобы не один я погиб злою смертью, но и вы все умерли вместе со мною.
Соучастники в заговоре испугались такой угрозы и, собравшись, стали
обдумывать, как бы им избавить и себя и Михаила от угрожающей беды и смерти.
Дело было в полночь, и в церквах начиналось обычное всенощное бдение под
Рождество Христово. Посоветовавшись, они спрятали оружие под одежды и пошли
к так называемым слоновым деревьям, ведшим в царский дворец. Смешавшись там
с царскими певчими, входившими через эти двери во дворцовую церковь, они
вместе с ними вошли в церковь, как бы на бдение. Царь также пришел в церковь
и, стоя на правом клиросе, как он обыкновенно делал, сам начинал церковное
пение: он обладал очень громким голосом.
Уже пели канон и приближалась седьмая песнь, когда заговорщики тихо стали
говорить друг другу:
- Что мы здесь стоим без дела? Скоро кончится пение. Чего же мы ждем?
В это самое время царь громко запел: "Всецаря любовию уловлении отроцы,
укориша" (7-й ирмос второго канона на праздник Рождества Христова). И вот
один из заговорщиков, вынув меч из-под одежды, бросился на царя, но ошибся и
вместо царя он ударил регента правого клироса, потому ли, что он ростом
походил на царя, или же потому, что вследствие стужи он имел, так же как и
царь, покрытую голову; когда регент обнажил голову, то ошибка обнаружилась.
Сам же царь, увидев их замысел, побежал в алтарь и, схватив крест, стал им
защищаться в дверях, отражая удары заговорщиков. Но вот подошел какой-то
страшный воин громадного роста. Увидав этого воина, царь начал заклинать его
Божьим алтарем не причинять ему зла.
- Теперь время не заклинаний, но убийства, - ответил тот и нанес Льву
Армянину своим оружием сильный удар, жестоко поразив его и отрубив руку
вместе с концом креста.Тогда и остальные воины начали рубить царя по всему
телу. Упав на пол, Лев лежал в луже своей крови и еще продолжал дышать.
Видя, что он еще дышет, один из воинов отсек ему голову.
Так, закланный, как зверь, беззаконный царь на разсвете дня в жестоких
мучениях испустил свой дух. Убит он был на том самом месте, где впервые
дерзнул бросить на землю, оплевать и растоптать ногами образ Спасителя.
Процарствовал Лев Армянин 7 лет и 5 месяцев, но своею жестокостию сравнялся
с великими древними гонителями Церкви. По совершении убийства, тело его было
выброшено на площадь города и весь день пролежало неубранным. И не было
никого, кто бы пожалел о его смерти, но весь город радовался.
Разсказывают еще, что в тот самый час, когда был убит этот окаянный хулитель
икон, был слышен с неба радостный глас, возвещавший многим смерть
злочестивого царя. Некоторые моряки, слышавшие этот глас, записали час и
потом узнали, что в это время действительно погиб кровопийца, подобный,
согласно своему имени, зверям. С детьми же его случилось в удвоенной степени
то, что он сам причинил детям своего предместника, царя Михаила Рангава: как
было уже сказано выше, он оскопил двух сыновей Михаила, точно также были
оскоплены и его четыре сына: Василий, названный Константином и
предназначенный к царствованию, Савватий, Григорий и Феодосий. Последний не
вынес болезни, следующей за оскоплением, умер и был погребен вместе с отцом,
а Василий, названный Константином, онемел от той же болезни. Все они были
заточены вместе с их матерью.
После убиения Льва, воины отправились к Михаилу и посадили его на царский
престол с оковами на ногах (ибо ключ от оков, как было сказано, хранился у
самого царя Льва).
Затем, когда уже наступил день, они разбили оковы и отвели его в собор.
Таким образом Михаил Травлей венчался на царство в самый день Рождества
Христова.
Вскоре после воцарения Михаила, все Христовы исповедники были освобождены из
заточения, и невозбранно вернулись к себе домой. Хотя новый царь Михаил не
был православным и был приверженцем той же иконоборческой ереси, однако он
не преследовал православных, предоставляя каждому свободу веровать
по-своему. Он был человек несведущий в слове Божием и не занимался книжным
чтением, но был весь погружен в мирскую суету и житейские попечения. |
