|
опубликовано: 04.10.2008 |
|
Игумен Никон (в миру Николай Николаевич Воробьев) родился в 1894 году в селе Микшино Бежецкого уезда Тверской губернии в крестьянской семье. В детстве Коля отличался особой честностью, послушанием старшим и удивительной сердечностью, жалостью ко всем. Эти черты он сохранил на всю жизнь. Учился он блестяще, обнаружив замечательные и разносторонние способности. Имел прекрасные математические дарования, был великолепным стилистом. Он сам не раз говорил, что ему всегда было легко писать. Пел, играл на альте, прекрасно рисовал и чертил. Однако скоро Коля увидел, что эмпирические науки вообще проблемами познания истины, вечности, бытия Бога не занимаются; вопрос о смысле жизни человека в них не только не ставится, но он и не вытекает из природы самих этих наук. Тогда он со всем пылом своей натуры занялся изучением истории философии, в которой достиг столь больших познаний, что к нему приходили его же преподаватели для обсуждения различных философских вопросов. В 1914 г., двадцати лет, он блестяще оканчивает реальное училище, но без радости выходит из него. "Понял я, - вспоминал впоследствии старец, - что как наука не дает ничего о Боге, о будущей жизни, так не даст ничего и философия. И совершенно ясен стал вывод, что надо обратиться к религии". Естественным, логическим завершением всех исканий молодого человека стало чудо обращения к Богу. Ничего еще батюшка не знал в то время о духовном пути, но припал со слезами ко Господу, и Господь Сам его повел. Это был период "горения" его сердца. Впервые он знакомится с творениями святых отцов, впервые, по существу, с Евангелием. "Потом Господь дал мысль поступить в Московскую Духовную Академию (в 1917 году). Это много для меня значило". Но через год занятия в Академии прекратились. "Затем Господь устроил так, что я несколько лет мог пробыть один, в уединении": в Сосновицах под Вышним Волочком он преподавал в школе математику, имея небольшое количество часов. Потом переехал в Москву и устроился псаломщиком в Борисоглебском храме. Постриг с именем Никона он принял 23 марта (ст. ст.) 1931 г. от еп. Минского (б. настоятеля Борисоглебского храма) Феофана (Семеняко) в Минске, куда они приехали вместе из Москвы. 25 марта, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, того же года о. Никон был рукоположен во иеродиаконы, а 26 декабря 1932 г. (на второй день Рождества Христова) - во иеромонаха тем же епископом. В 1933 г. 23 марта (в день пострига) о. Никон был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет. Вследствие зачета рабочих дней был освобожден в 1937 году. Возвратившись чудом из лагеря, устроился в Вышнем Волочке у врача в качестве универсальной прислуги, где ему пришлось пройти еще один курс науки подвига и терпения. Жена врача и ее сестра были убежденными атеистками. Ни словом, ни поведением отец Никон не выражал ни тени неприязни или осуждения, о чем свидетельствовали впоследствии сами сестры, которые под его влиянием оставили свою веру в атеизм и стали христианками. И главную роль в этом обращении сыграли не слова батюшки: их поразила его жизнь, его мужество, глубочайшее смирение и высокое благородство души. С открытием церквей батюшка приступил к священнослужению. В 1944 г. он был назначен настоятелем Благовещенской церкви г. Козельска, где и служил до 1948 года. В 1948 году о. Никон переводится в г. Белев, затем в г. Ефремов, далее - в Смоленск. Из Смоленска он в том же 1948 году был направлен в захудалый в то время приход - в г. Гжатск. Много различных неприятностей и суеты житейской пережил батюшка в Гжатске. "Но эта суета, - говорил он, - дала мне возможность увидеть: ничего не можем мы сами делать доброго". Здесь понял он, пережил, как он сам говорил, состояние начального смирения. "Что же такое смирение? У меня к пониманию смирения был такой переход. Однажды мне пришла мысль, совершенно отчетливая и ясная: а что такое все наши дела, все наши молитвы, наше все? Надо взывать, как мытарь: "Боже, милостив буди мне, грешнику!" Сердце вот тут-то у меня и поняло, поняло, что самое существенное - это милость Божия. Это было понято не умом, а сердцем. И вот с этих пор я стал обращать в себе эту мысль, жить этой мыслью, молиться этой мыслью, чтобы Господь не отнял, а развил ее. Это и есть начальное смирение - начальное, подчеркиваю, - что мы сами - ничто, а творение Божие, мы создание Божие только... Человек должен не только понять, но почувствовать, что мы мытари, что должно обращаться к Богу, как мытарь. Не просто к этому придешь. А приходит человек многократным падением, нарушением заповедей Божиих. Раз пал, встал, покаялся. Опять пал. Опять встал. И в конце концов поймет, что погибает без Господа". Духовность, подчеркивал батюшка, заключается не в духовных одеждах, и не в словах о духовности, которыми любят иные щеголять, как модной одеждой. Многие книги, предупреждал он, написанные о духовности, многие рассказы о чудесах проникнуты совершенно антихристианским духом. В связи с этим он резко отзывался о загранице, говоря, что это "самая дьявольщина": "Хорошо, что у нас граница закрыта. Это великая милость Божия к нашему народу. Нас бы завалили (особенно Америка) дьявольской сатанинской сектантской литературой, а русские люди очень падки на все заграничное и окончательно погибли бы". Единственные писания Духа Святого - это творения Святых Отцов и подвижников Церкви, как, например, епископа Игнатия Брячанинова. В них содержится подлинная духовность, и ими только можно и нужно руководствоваться. Творения епископа Игнатия Брянчанинова батюшка особенно тщательно и постоянно перечитывал и в качестве духовного отца завещал всем своим духовно близким. Сочинения еп. Игнатия (тогда еще не прославленного в лике святых) батюшка считал лучшим руководством для нашего времени, более необходимым даже, чем Святые Отцы. Ибо Отцы, говорил он, нам уже во многом недоступны, мы их не можем правильно понять, не изучив предварительно творений еп. Игнатия, который фактически переложил Отцов на современный язык с учетом наступившего времени, с учетом новой психологии людей. Батюшка очень любил служить и служил собранно, сосредоточенно, от всей души, что чувствовалось всеми. Совершал богослужение просто, сдержанно, естественно. Не переносил артистизма или какой-либо вычурности в совершении богослужения, чтении, пении и "артистам" делал замечания. Он запрещал, например, петь некоторые песнопения, говоря, что это беснования перед Богом, а не молитва. Батюшка говорил, что российский народ так легко оставил веру после революции потому, что все его христианство состояло в исполнении почти исключительно внешних предписаний: заказать водосвятие, молебен, крестины, поставить свечу, подать поминание, не есть скоромного в пост. Христианство для народа превратилось в какой-то набор церковных обрядов и обычаев, народ почти ничего не знал о борьбе со страстями, ибо его редко кто и учил этому. Пастыри более пасли самих себя, чем паству. Поэтому-то, как только народу сказали, что обряды это выдумка попов и обман, большинство легко перестало верить в Бога, ибо для него Бог по существу и был обряд, который должен дать хорошую жизнь. Если же обряд - обман, то и Сам Бог - выдумка. Батюшка был человеком, который не знал, что такое человекоугодие, и очень не любил людей льстивых и лукавых. Последним более всего от него обычно и доставалось. Он говорил, что льстит тот, кто сам жаждет получить похвалу, и самый отвратительный человек - лукавый. Бесноватых батюшка никогда не отчитывал, опасаясь дешевой народной молвы, которая всегда ищет чудотворцев, прозорливцев и т. д. Он говорил, что ничего не стоит стать "святым": достаточно проползти на четвереньках вокруг храма или со значительным видом говорить непонятные благочестивые речи, а особенно если начать давать просфоры, антидор, артос, святую воду с "рецептом" их применения при различных житейских скорбях. "Народ в своем подавляющем большинстве, - скорбел батюшка, - совершенно не знает христианства и ищет не пути спасения, не вечной жизни, а тех, кто бы помог ему что-то "сделать", чтобы сразу избавиться от той или иной скорби. Приходящим к нему с подобным настроением людям он говорил: "Не хочешь скорбей - не греши, раскайся искренне в своих грехах и неправдах, не делай зла ближним ни делом, ни словом, ни даже мыслью, почаще храм посещай, молись, относись с милосердием к своим близким, соседям, тогда Господь и тебя помилует, и, если полезно, то и от скорби освободит". Батюшка никак не позволял сделать для себя какую-либо услугу, принести что-либо, убрать и т. д. С трудом, кряхтя, но делал сам, несмотря на то, что был очень больным. Четыре года, проведенные в лагере, чрезвычайно подорвали его здоровье. Более всего он страдал от болезни сердца и ревматизма суставов рук и ног. Тем не менее, он считал, что без крайней нужды пользоваться услугами другого человека нехорошо, грешно. Он вменил себе в обязанность некоторые домашние и хозяйственные дела: топил и вычищал печь (печь топилась углем и была очень неудобной), обрабатывал плодовые деревья и кустарники, пилил и колол дрова, копал землю. Пока у батюшки были силы, он много трудился физически. Трудился до пота, до полного изнеможения. Он насадил огромный сад в Вышнем Волочке, два сада в Козельске. В Гжатске не только насадил большой сад, но и снабдил из своего питомника всех желающих в городе яблонями, вишнями, грушами и т.п. А желающих было много, тем более, что батюшка все давал даром. Очень много он проводил строительных и ремонтных работ по храмам. Зимой 1962-63 гг. батюшка начал чувствовать особое недомогание. Он стал все больше слабеть, скорее уставать, меньше есть. Но ни разу за все время болезни никому он не жаловался. Он был спокоен, сосредоточен и большей частью даже с легкой улыбкой на лице. Почти до самой кончины был на ногах. Окончательно слег лишь за десять дней до смерти. Под Успение Божией Матери последний раз исповедовал своих близких. Сам, когда уже не мог дойти до храма, несколько раз причащался дома. До дня смерти был в полном и ясном сознании. Завещал хранить веру всемерным исполнением заповедей и покаянием, всячески держаться еп. Игнатия Брянчанинова, избегать особенно суеты, совершенно опустошающей душу и уводящей ее от Бога. Скорбящим у его постели он говорил: "Меня нечего жалеть. Надо благодарить Бога, что я уже окончил земной путь. Никогда мне не хотелось жить, не видел я ничего интересного в этой жизни и всегда удивлялся, как это другие находят что-то в ней и цепляются за нее из последних сил. Хотя я ничего не сделал за свою жизнь доброго, но искренне всегда стремился к Богу. Поэтому надеюсь всей душой на милость Божию. Не может Господь отринуть человека, который всегда всеми силами стремился к Нему. Мне вас жалко. Что-то вас еще ожидает? Живые будут завидовать мертвым". Батюшка мирно почил 7 сентября 1963 года в 12 часов 25 минут дня. ИГУМЕН НИКОН (ВОРОБЬЕВ) Память - 25 августа / 7 сентября |