|
Я хочу привести вас
всех к совершенной святости... 23. Учение продолжается.
Отец Светозар выехал на площадку за приходским домом костела Святого Иакова,
а я припарковался неподалеку, думая о том, что уже наступил день прощания с
Меджугорьем. Когда я выходил из автомобиля, отец сказал: "Прежде всего
перекусим что-нибудь, а потом пойдем к Марии".
Отец Николай, спокойный молодой священник, живущий в Меджугорье уже
несколько месяцев, присоединился к нам. Он обязательно хотел сказать отцу
Светозару о чем-то, что случилось за последнее время, но, когда он начал
говорить по-хорватски, отец Светозар вознес руки и обратился ко мне: "Похоже
на то, что пора тебе достать свой блокнот и тщательно все записать. Это как
раз для твоей книжки. Я буду переводить".
Я сделал так, как советовал мне духовный отец, и начал записывать историю
Миры (имя изменено), женщины старше тридцати лет, живущей в небольшом
городке на юге Югославии.
...Мира была воспитана в католической семье, но влюбилась в мужчину, который
был ярым сторонником коммунистической партии. После этого Мира начала
отходить от Церкви. Священник предупреждал ее, но она и слышать ни о чем не
хотела. Вышла замуж. Поскольку муж был членом партии, Мира уже не могла
нормально ходить в костел на Мессу. Слова священника оправдались: она
покинула и Церковь, и семью. Даже рождение ребенка не изменило ситуации.
Ребенок родился парализованным и больным мышечной дистрофией. На протяжении
следующего пятилетия из-за этой трагедии и все более возраставших жизненных
трудностей Мира попросту растеряла все свои силы. Невротические страхи,
болезненное состояние, все более возраставшие дозы лекарств... И в конце
концов - эпилепсия. Частота и сила припадков возрастали. К осени 1986 года
она уже находилась в больнице в Загребе: в среднем на сутки приходилось до
тридцати припадков.
В течение трех недель врачи старались помочь ей всеми возможными способами,
но все было безрезультатно. Ее состояние с каждым разом делалось все хуже и
хуже. В дополнение ко всему, по всей вероятности из-за чрезмерных
лекарственных доз Мира ослепла. Наконец, врачи сообщили ее мужу, что не в
силах что-либо сделать. Посоветовали, чтобы он забрал ее домой и
приготовился к худшему. В течение двух недель их дом был погружен в траур.
Мира лежала в постели, муж был рядом - и смерть тоже. Однажды утром, однако,
произошло нечто необычное: Мира услышала голос. Этот голос говорил ей: "Ты
должна примириться с Богом и молиться". Муж старался ее успокоить, будучи
убежден, что это галлюцинация, результат болезни и воздействия сильных
лекарств. Женщина настаивала на своем и сказала, что этот же голос
повелевает ей выйти из дома. Муж категорически запретил ей это. Врачи
посоветовали лежать в постели, и он был убежден, что любая ее активность
лишь ускорит конец.
В конце концов, когда он отлучился из дома, едва лишь двери за ним
закрылись, Мира поднялась из постели. Понемногу она добралась до дверей, а
когда отворила их и сделала шаг, то увидела, что перед ней появилась Дева
Мария и сказала: "Ты можешь быть исцелена".
Мира упала на колени.
- Благословенная Матушка, - запричитала она, - прошу Тебя, исцели моего
сыночка, ему всего лишь пять лет.
- Твой сын, - услышала она в ответ, - не отвечает за свою болезнь, однако
через его страдания множество людей спасется и обратится. Не проси о нем,
проси о себе. Езжай в Меджугорье и будешь исцелена.
И это все. Мира вновь была слепа. С трудом она добралась до кровати. Когда
муж вернулся домой, она попробовала рассказать ему обо всем, но он не
поверил и очень огорчился, думая, что это доказательство ухудшения ее
здоровья. Она умоляла, чтобы он повез ее в Меджугорье, но он и слышать об
этом не хотел.
Мария еще раз явилась ей, на этот раз - в ее комнате.
- Благословенная Матушка! - стонала Мира, - муж не хочет везти меня в
Меджугорье!
- А знаешь ли ты в городке кого-нибудь, - сказала Владычица, - кто может
молиться о тебе?
- Нет, - с горечью ответила ей женщина, - все отвратились от Бога.
- И я тоже не знаю здесь такого человека, - подтвердила Богородица и
добавила, - поезжай в Меджугорье.
После этого она исчезла.
Мира настаивала на своем. Ни о чем больше она не могла говорить - только о
Меджугорье. Когда взбешенный муж решил, что единственный путь спасения
заключается в ее возвращении в Загребскую лечебницу, она впала в истерику. В
конце концов, только для того, чтобы ее успокоить, он согласился поехать с
ней в Меджугорье. 8 ноября они сели в поезд, едущий в Мостар, а на следующий
день уже приехали в Меджугорье.
Муж сразу же повел ее в костел. Когда они вошли, было видно, что женщина
сделалась намного спокойнее, чем обычно. Во время путешествия с ней
случались лишь единичные кратковременные приступы эпилепсии.
Костел был пуст. Мира молилась в течение всего послеполуденного часа. В
какой-то момент она ощутила желание поглядеть наверх. Подняла глаза - и едва
не лишилась чувств от потрясения: она увидела перед собой статую Девы Марии.
Зрение вернулось!
Муж, не менее потрясенный, чем она, глядел на все с крайним недоверием. Мира
поднялась и вышла наружу, где в это время исповедовал людей приезжий
священник. Долго и очень эмоционально она пересказывала ему свою жизнь и в
конце рассказала о том, что произошло минуту тому назад. Он дал ей совет
вернуться в Церковь и не переставать молиться, а на следующий день
рассказать обо всем кому-нибудь из местных священников.
На следующее утро, когда она искала меджугорийских священников, оказалось,
что никого нет на месте. Лишь во вторник утром она смогла рассказать свою
историю отцу Первану и отцу Николаю. Зрение ее было идеальным, и вот уже
вторые сутки, как у нее не было ни одного эпилептического припадка. Она была
уверена, что полностью исцелилась.
И она, и ее муж обратились, заново приняли веру и примирились с Богом...
Эта история поразила нас. Меня же лично особенно затронула судьба ее
ребенка, принявшего страдания за грехи многих других людей. Как часто мы
задумываемся над тем, почему в мире так много страдания? В этом случае
страдания маленького человека оказались непосредственно соединены со
страданиями Христа, умершего страшной смертью из-за того, чтобы наши грехи
были прощены, а все мы были искуплены Его кровью. Молодой францисканец
рассказал эту историю в точности так, как она была зарегистрирована в
хронике костела Святого Иакова. Все это звучало как сказка.
Я поблагодарил отца Николая и вместе с отцом Светозаром направился в сторону
дома Марии. Мы не стали пользоваться автомобилем, поскольку погода была
прекрасной, ласково светило солнце, и приятно было прогуляться пешком среди
полей.
Мария ожидала нас на ступеньках крыльца. Меня она приветствовала ласковой
улыбкой. Было достаточно интересно видеть ее и отца Светозара. Она
относилась к духовному отцу с глубочайшим уважением, но в жесте, которым она
сняла пушинку с его сутаны, можно было заметить еще и нежность. Я
пригляделся к ним, когда они говорили по-хорватски, делясь друг с другом
новостями; для себя я отметил, что Мария очень красива. Не в обычном смысле
этого слова, но скорее красива духовной красотой, лучащейся изнутри, той же
красотой, которой отмечен облик Матери Терезы из Калькутты.
"А теперь, - сказал отец Светозар по-английски, - примемся за работу.
Расскажи Марии о себе. Она немного знает по-английски, но я еще повторю ей
все по-хорватски".
Следующие двадцать минут я рассказывал ей обо всех событиях минувшего года,
подчеркивая, что у меня по отношению к ней, как к избраннице Девы Марии, нет
особых специальных просьб. Хотя, нужно признаться, мое подсознание пыталось
заставить меня попросить Марию, чтобы она задала от моего имени Пресвятой
Владычице вопрос: хорошо ли я исполняю то, что Она мне поручила? Как и всем
людям, мне хотелось получить какой-нибудь особенный видимый знак
благоволения... Но, понимая, что это бунтует во мне дух гордыни, я
отстранялся от этих мыслей и смирялся...
Я сделал короткую паузу в рассказе. Мария встала, сделала кофе и принесла
нам несколько булочек. "Милка испекла их перед выездом в Германию", -
сказала она с улыбкой.
Я обратил внимание на то, что на улице необычно тихо: все паломники и
туристы куда-то исчезли, не было слышно привычного галдежа и выкриков
провожатых; казалось, Сам Бог давал нам время, чтобы мы могли встретиться
тишине и спокойствии.
Подошло время сказать о самом главном, т.е. о том, что я пережил несколько
дней тому назад в Копьице. Как она это воспримет?
Я объяснял все осторожно, мотивируя и объясняя каждую возможную цель
поездки, которая, по моему мнению, могла затянуться как минимум на три
месяца... За это время Милка могла бы отлично выучить английский, который и
здесь мог бы ей еще пригодиться...
Несколько минут Мария молча вглядывалась в мое лицо. Потом улыбнулась, а
отец Светозар перевел ее слова:
- Я не могу ответить вам вместо Милки. Не вижу причин, которые могли бы
мешать ей ехать в Соединенные Штаты, но ты должен спросить ее об этом сам.
- Как? Она ведь сейчас в Германии?
Мария подошла к конторке и вынула лист бумаги.
- Напиши ей письмо и оставь мне. Я передам его в январе, когда она вернется
домой. Потом можешь ей позвонить или написать еще раз. Посмотрим, что из
этого получится.
- А ты что думаешь по этому поводу?
Некоторое время она раздумывала, а после сказала:
- Если ты уверен в том, что это велела тебе Владычица наша, то тогда ты
должен быть ей послушен.
Я заметил, что ей не хотелось говорить ничего конкретного, но у меня уже не
было времени на более долгий разговор.
При прощании Мария пригласила меня посетить их дом еще раз. И добавила:
"Благослови тебя Господь".
После этого отец Светозар решил отвезти меня в Мостар, где хотел представить
меня Иванке. Ее не было дома, но мы застали ее отца и поговорили с ним. Отец
Светозар предупредил меня, что жена этого человека, мать Иванки, умерла
незадолго до начала меджугорийских событий, а потому я был особо осторожен в
своих вопросах. На мой вопрос, каково ему быть отцом дочери-ясновидящей, он
ответил: "Я уверен, что Бог дает нам совершенно особенную благодать. То, что
Иванка участвует в этом, очень сильно отражается на всей семье, влияет на ее
младшую сестру, родственников, близких. В этом есть и свои отрицательные
стороны: слишком много людей, слишком много вопросов, слишком много
журналистов..."
Я улыбнулся и решил, что остальные вопросы я предназначу уже его дочери. Он
предложил нам кофе, а когда мы выпили уже по пятой чашке, пришла, наконец,
Иванка вместе со своей младшей сестрой. Увидев отца Светозара она подбежала
к нему и крепко обняла его. Потом обратила внимание на меня, увидела блокнот
у меня на коленях и начала долго-долго говорить по-хорватски с отцом
Светозаром. Не требовалось переводчика, чтобы понять, что это отнюдь не
сердечное приветствие. Отец Светозар тоже ответил ей по-хорватски. Без труда
я мог понять, о чем идет речь, поскольку она все время крутила головой и
повторяла: "Не, не".
Отец Светозар не смог успокоить Иванку. Более того, она становилась все
более и более рассержена. Она начала бегать по комнате из угла в угол,
заламывая руки. Я понял, что был последней каплей, переполнившей чашу, и
смущенно начал дергать отца Светозара за рукав, показывая головой на дверь.
Я совершенно определенно хотел уйти насколько можно спокойней, но при этом
как только можно скорее.
Отец Светозар не обратил внимания на мои поползновения и продолжал
разговаривать с Иванкой все также спокойно и настойчиво. Иванка не
успокаивалась, и мне это все больше и больше претило.
"Слушай, - сказал я тихо отцу Светозару. - я не желаю создавать проблемы.
Если она не хочет, то ничего не поделаешь, идем отсюда". И я поднялся, чтобы
уходить.
- Нет, - решительно сказал он, усаживая меня в кресло, - имей терпение.
И опять он говорил с нею, все время указывая на меня рукой. В конце концов,
к моему удивлению, Иванка села на стул.
- Все в порядке, - сказал мне отец Светозар. Но во время разговора Иванка
продолжала оставаться напряженной и замкнутой, однако нашла в себе силы
дружелюбно кивнуть мне и улыбнуться.
Светозар объяснил, что она выбита из колеи фильмом, недавно отснятым для
Би-Би-Си, в котором она вместе с Мирианой давали интервью по его просьбе.
Особенно ей не понравились вопросы, касающиеся личной жизни. Иванка вообще
была недовольна тем, что, сделавшись ясновидящей, она оказалась в центре
общественного внимания. Она очень переживала то, что уже не видела
Приснодеву. Я заметил это, когда в день пятой годовщины явлений она сидела с
друзьями на траве. Было видно, как в момент явления она с тоской опустила
голову. Все это и вызвало в ней такую бурю протеста. Но каким-то образом
отцу Светозару все же удалось ее убедить. Иванка рассмеялась и протянула мне
руку. Мы наконец-то с радостью смогли поприветствовать друг друга.
В основном я задавал ей самые общие вопросы относительно характера ее
жизненного пути и т.п. "Мне хочется как можно глубже узнать тебя как
личность, - сказал я ей. - Что ты чувствовала тогда, теперь, и к чему
привела тебя твоя судьба ясновидящей?"
Поняв мои намерения, Иванка начала общаться со мной свободнее и даже
принесла альбом с фотографиями. Я обратил внимание на одну из них, сделанную
два года назад, на которой у нее были коротко остриженные волосы (теперь они
уже достаточно отросли), Я сказал ей: "Ты мне больше нравишься с длинными
волосами. А выглядишь так, как будто вообще ничего не произошло, хотя так
много за это время случилось, и теперь тебе уже двадцать один год".
Услышав мои слова, она зарделась и начала рассказывать о приближающейся
свадьбе, хотя это и должно было оставаться тайной. Знали об этом лишь ее
друзья - а это значит, что об этом событии было известно всему Меджугорью.
Я спросил: "Где вы будете жить после свадьбы? В Мостаре?"
"Нет, - ответила она, - мне бы хотелось вернуться в Меджугорье".
Мне показалось, что в голосе ее звучит беспокойство. Потом она добавила: "Не
знаю, что мне делать".
Она глядела мне прямо в глаза, и я почувствовал, что она говорит со мной уже
не как с журналистом, а как с другом. И снова она спросила меня:
- Думаешь, что я могу вернуться в Меджугорье и вести там с мужем нормальную
спокойную жизнь?
Я поглядел на нее печально и отрицательно покачал головой:
- Нет, Иванка, я думаю, что люди никогда не оставят тебя в покое. Они будут
приходить к тебе, а когда ты выйдешь замуж они еще больше захотят тебя
видеть.
Иванка огорченно всплеснула руками:
- Что же делать?
Я положил руки ей на плечи.
- Все эти годы ты доверялась советам Благословенной Матушки. Она приходила к
тебе и вела тебя Божиим путем. Она благословила твое будущее замужество,
хотя и просила тебя раньше избрать жизнь в монашеском целомудрии. Когда ты
сказала Ей, что хочешь основать семью, Она сказала, что все решения - за
тобой, и благословила то, что ты решила! - я прервался. -
Иванка, Она позаботится о тебе.
Иванка сделала ужасно смешное лицо, как будто хотела сказать: да, да, ты
прав. Неожиданно я устыдился: да кто я такой, чтобы уверять ясновидящую из
Меджугорья в том, что все будет хорошо? Ведь она несколько лет была открыта
ежедневным посещением Богоматери! Я сказал все это лишь потому, что эта
девушка мне очень полюбилась. Мы посмотрели друг на друга и одновременно
рассмеялись, почувствовав юмор этой неправдоподобной ситуации.
Я повернулся к отцу Светозару и сказал:
- Я не думал, что делаю, когда говорил ей все это.
Отец Светозар засмеялся и ответил:
- Все в порядке, ей это пойдет на пользу.
Нам сделалось настолько хорошо друг с другом, что мы все болтали и болтали,
пока, наконец, отец Светозар напомнил мне, что семья Иванки ещё не обедала.
Мы попрощались, а когда Иванка обняла меня, я сказал: "До встречи в
Меджугорье".
- Да, хорошо бы, - добавила она, взмахнув рукой на прощание.
Тяжелее всего было расставаться с отцом Светом. Мы нашли тихий ресторанчик в
одной из гостиниц Мостара и долго еще разговаривали за обедом. Расстались мы
в полночь. Единственно, что служило утешением, - это то, что я еще не раз
сюда вернусь.
продолжение |
