|
Гордыня — состояние духа, абсолютно враждебное Богу... Это именно так, потому что гордыня ведет ко всем другим
порокам; именно из-за нее дьявол стал тем, чем он стал. Нет порока, который
так мало замечает в себе человек и так не приемлет в другом. И самое
главное, что здесь прямая зависимость — чем больше этот порок в нас, тем
больше мы ненавидим его в других. Это происходит потому, что помимо основной
причинно-природной сущности человека есть еще и непонимание этого состояния.
Обычно под гордыней подразумевается совсем не то чувство, которое глубоко
"сидит" в человеке.
Я сама, грешная, болела и, конечно, болею этим. Но разница состоит в том,
что я, узнав основы православно-христианского вероучения, поняла, что
гордыня — первородный грех, который надо всеми силами преодолевать в себе.
Чаще всего люди утверждают, что они вовсе не горды, не грешны — никого не
убили, не обворовали и тем довольны. Это все другие тщеславны, гордятся,
заносятся и т.д. и т.п. Люди, не знающие христианства, могут признаваться,
что у них плохой характер или они слабы, безвольны, даже в трусости
сознаются, но редко удается услышать, что они страдают от непомерной
гордыни.
К. Льюис пишет: "Если вы хотите выяснить меру собственной гордыни, проще
всего задать себе вопрос: "Очень ли я возмущаюсь, когда меня унижают, или не
замечают, или вмешиваются в мои дела, или относятся ко мне
покровительственно, или красуются и хвалятся в моем присутствии. Ответ будет
зависеть от того, в какой степени гордыня моя соперничает с гордыней
другого. Ведь это я хотел быть самым талантливым, умным, заметным. Именно
потому-то внутреннее, подчас неосознанное чувство вызывает раздражение, что
кто-то другой добивается большего и привлекает к себе всеобщее внимание"
[14].
Гордыне органически присущ дух соперничества, в этом и есть ее природа.
Именно поэтому сравнение возбуждает в нас гордость. Самое страшное, что
гордыня есть вражда не только одного человека к другому, а вражда к Богу.
Познать Бога возможно только тогда, когда отречёшься от своей гордыни, т.е.
признаешь, что ты слаб, ум твой ограничен, душа темна, и всем своим
существом ты — ничто пред Божиим величием. К сожалению, даже среди
религиозных людей, особенно творческих, распространено убеждение, что они не
поражены гордыней и верят в Бога. Но, как правило. Бога они создают своего,
воображаемого, того, который удобен им. Они уверены, что Бог одобряет их и
считает лучше других, помогает им, хоть подчас и молитв никаких не творят.
Они считают подчас, что таинства церковные не столь важны и Церковь — это
удел малообразованных бабушек, людей отсталых, незнакомых с наукой. Для них
важно "иметь Бога в душе", и они Ему платят воображаемым смирением, которое
к настоящему смирению никакого отношения не имеет. Вот что говорит по этому
поводу Льюис: "Всякий раз, когда вам покажется, что ваша религиозная жизнь
делает вас лучше других, сомневаться незачем — ощущение это не от Бога, а от
беса". Надо забыть о себе и увидеть свою греховность и душевную немощь. Но
как это трудно нам всем! И всегда почти приходят мысли о том, что ты хорош,
всех жалеешь, многим помогаешь. Однако надо помнить слова Исаака Сирина:
"Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради нее, а рождающемуся от них
смирению, и если не будет такового, то напрасны все подвиги и все труды".
Нам всем не хватает смирения. Но заранее известны возражения неверующих или
считающих себя верующими, но не пришедших к пониманию этого состояния духа.
Смирение — это унижение, это в нашем обществе считается просто ничтожностью
человека; мне не за что унижаться и т.д. Однако смирение — это не унижение,
а обращение "в себя", познание себя. Мера смирения — мера совершенства
человека.
Здесь мне хотелось бы вспомнить блаженного старца схимонаха Силуана, который
в течение сорока шести лет подвизался на Афонской горе в Русском монастыре
святого великомученика Пантелеймона. Он почти наш современник, скончался в
1938 г. Архимандрит Софроний в 1993 г., повествуя о жизни и духовных
подвигах своего наставника Силуана, ныне причисленного к лику святых,
сказал, что при жизни он был "так прост и доступен, что мы не могли в
полноте ощутить его величия..." [46]. Так вот, старец Силуан очень много
уделял внимания именно смирению и по своему опыту сказал однажды: "Господь
меня пожалел и Сам научил меня, как надо смиряться: „Держи ум твой во аде и
не отчаивайся". И этим побеждаются враги-помыслы; а когда я умом выхожу из
огня, то помыслы снова приобретают силу".
Еще он писал: "Как понять — здорова ли душа или больна? Больная душа —
горделива, а здоровая душа любит смирение, как научил ее Дух Святой".
В сборнике "О духовной брани в современном мире" сказано: "Смирение —
истинный меч, а против талантливых людей — тяжелая артиллерия"... "В
Иерусалиме когда-то были в городских стенах ворота, называемые "Игольные
уши". Они были столь низкими, что верблюды не могли войти в них. Но те из
верблюдов, которые умели, встав на колени, проползти под их сводами, все же
оказывались в городе. Вот нам и указание... Только смирением, только
ежедневным самоуничижением можно спасти гордую душу из сетей диавола..." Это
хорошо усвоил Вейник, так как сам на страницах своих книг подробно
описывает, что он "получал" от демонов, когда поддавался гордыне [43, с.
162-166]. Он также прочувствовал, что молитва "Отче наш" "повышает в тысячи
раз энергетическое состояние человека". Мне бы не хотелось это называть
"энергетикой", так как, мне кажется, это состояние — есть не что иное, как
Перст Божий, который не определяется только энергетикой, телесным здравием и
т.д. — а есть присутствие благодати. Ведь каждому, кто по-настоящему
готовится к Причастию, известно, как после него ощущаешь прилив сил,
радость, умиротворение и тому подобные ощущения. Я сама, грешная, очень
хорошо знаю, как благодатно Причастие. Иной раз меня просто везут на
Причастие в очень слабом состоянии, а назад я бегу сама, и день этот
незабвенен, прекрасен, полон сил. Но как быстро это уходит! Грехи "забирают"
нашу духовную божественную благость.
Вейник много работал и экспериментально показал, что Причащение увеличивает
радиус эллипсоида, характеризующего энергетику, в миллиарды и более раз.
Наивно думать, что Вейник таким образом "измерял" Благодать Божию, он сам
опытным путем постиг "дерзость" таких мыслей. Очень откровенно описывает,
что с ним случилось, когда он попытался "измерить силу" Духа Святого в
просфорах и святой воде [43, с. 165].
Он также подробно изучал все вещественные "осколки", грунт с мест посадок
НЛО. Но здесь он ничего не мог обнаружить. Так, осколок НЛО он разрядить и
исследовать не мог, а экстрасенс, параврачеватель, только помахав на осколок
пальцем, разрядил его сразу — заряд пропал: вражья сила "своего" не оставит
без помощи. Из экспериментальных опытов Вейник делает еще один важный
практический вывод: если человек увлекается аномальными явлениями (АЯ), ему
может помочь только приход к Православию, в Церковь, регулярные исповедь и
причащение, Иисусова молитва, отгоняющая бесов, ибо Сам Господь наш Иисус
Христос сказал: "Я есмь путь и истина и жизнь" (Ин. 14:6).
Он прямо пишет, что имеет ряд примеров подобного исцеления и первым называет
себя. Он сам на страницах своей книги кается и высказывает предостережение
слишком любознательным. Я нигде в статьях, обвиняющих Вейника в лжеучености,
недобросовестности и примитивности опытов, не встречала ни описания их
повторения, ни доказательства их несостоятельности. Кто из обвинителей
постарался потрудиться над созданием приборов и реализацией опытов Вейника?
Вопрос остается открытым.
Сам Вейник всей своей жизнью доказал, как пагубно увлечение традиционной
наукой без опыта и знания истинного вероучения — Православия. Более того, он
показал величайшую силу молитвы как особого состояния человека, способного
пресечь агрессию и все негативные последствия ее. Значительно позднее его,
на недавней всемирной конференции в Аризонском университете США доктор
биологических наук и кандидат медицинских наук, заведующий лабораторией
института им. В. Бехтерева, профессор В. Селизин и кандидат медицинских наук
И. Рыбина сделали сенсационное сообщение. Они с помощью приборов установили,
что молитва — необходимое состояние человека, с помощью которого человек при
полном отключении работы головного мозга, но ясном сознании, приобретает
гармонию, другими словами — Благодать Божию, способную пресечь зло в
человеке. Эти специалисты записали электроэнцефалограмму при молитве одного
настоятеля монастыря. Оказалось, что в полном сознании в молитвенном
состоянии православного священнослужителя электроэнцефалограмма показывала
полное выключение коры головного мозга. Человек молился, а электрический
импульс, свидетельствующий о работе коры головного мозга, отсутствовал —
мозг не работал, а сознание было ясным. Вейник, занимаясь совсем другими
вопросами, с помощью использования текстов Священного Писания и приборов, по
сути, установил то же. Конечно, он, не будучи медиком, не мог так
квалифицировать свое открытие, но суть одна. Этот феномен российские ученые
назвали "четвертым состоянием человека". До этого наука знала три состояния
сознания человека: бодрствование, медленный и быстрый сон, которые
отличаются друг от друга характерами электрических импульсов в коре
головного мозга. Опыты доказали, что существует состояние полного отключения
активности коры головного мозга при полном сознании. Это состояние возникает
при молитве.
Далее ученые делают вполне логичный вывод: когда в жизни человека по его
воле (свободной воле, данной Богом — С. Р.) отсутствует необходимое для него
четвертое физиологическое состояние мозга, то происходят негативные
процессы. Ведь нам всем, верующим, хорошо известно, как благостно действует
молитва, если она не рассеяна, а уж для подвижников Церкви, монахов-старцев,
умиротворенное состояние души являлось и является характерной чертой их
бытия.
Интересно, что, исследуя молитвенное состояние православных верующих, эти
ученые делали опыты и с представителями других конфессий. В частности, у
католического священника здесь полного отключения коры не наблюдалось, но
тенденция сохранялась. Сам католический священник признал, что православные
более сильные молитвенники. Мусульманские и протестантские служители
отказались принять участие в опытах. Эти исследования позволили также
сделать ученым ряд выводов о пагубном воздействии шумовых и световых
эффектов па гармоническое состояние психики, что выявлялось электрическими
импульсами, близкими к состоянию эпилепсии. Однако здесь я не стану
пересказывать подробно всех результатов этих работ, с ними можно
ознакомиться из источников СМИ и по работам института им. В.М. Бехтерева в
Санкт-Петербурге. Главный вывод этих работ состоит в том, что молитвенное
состояние человека есть естественное, природное состояние, без которого
человек постепенно становится агрессивным, нарушается его гармоническое
состояние как человека, и он "возревнует об образе зверя" [57].
Когда я читаю обвинительные статьи, посвященные работам Вейника, то не
перестаю удивляться тому, как люди умеют выбрасывать все то, что в работах
Вейника составляет основу, и полагаться на построения, которые он вовсе и не
делал. Более того, он последовательно разоблачал эти "построения". Так он
поступил сам, когда понял истину в отношении аномальных явлений. Он
разоблачал экстрасенсов, колдунов, парацелителей, лозоходов и т.д. и т.п., а
его прямо обвиняют в причастности к ним. Свою теорию, свой взгляд на мир он
прямо характеризует, как "...детище Священного Писания, плоть от плоти,
кровь от крови его" со всеми вытекающими отсюда последствиями,
распространяющимися, в частности, и на АЯ, оккультизм, восточные культы,
астрологию и т.п. Он пишет, что основывался на трудах И. Панина. Кто из
критикующих Вейника попытался познакомиться с этими работами, вникнуть в
существо их, оценить их?
Сегодня, к сожалению, можно встретиться с мнением ученых богословов,
подвергающих критике работы о путях взаимодействия науки и духовности. Одним
из ярких примеров этого служит критика работ В. Вейника. Так, в некоторых
публикациях (в частности, в книге диакона Андрея Кураева "Ответы молодым"),
книга профессора Вейника характеризуется как чрезвычайно эффективная с точки
зрения прихода людей к вере, но совершенно несерьезная с богословской и
научной точек зрения (с. 101-102).
Такое умозаключение представляется мне несколько противоречивым и
односторонним, так как обнаруживает, во-первых, слабую осведомленность о
работах Вейника и работах, на которых он основывался, а во-вторых, незнание
жизненного пути этого человека и значения православной веры для него.
В чем же противоречивость и несостоятельность такого критического подхода?
В первую очередь, мне кажется, что коль скоро книга Виктора Вейника
способствует приходу людей к вере, то тем самым она уже выполняет свое
богословское предназначение, ибо приводит человека к началу спасения, к
Священному Писанию, в храм. А без этого всякое богословское знание
превращается лишь в сухие схоластические постулаты, чего, по большому счету,
быть не должно. В уже упомянутом издании отца Андрея говорится далее о том,
что даже придя к вере посредством книги В. Вейника, человек с трудом сможет
отличить мир Православия от мира оккультизма (с. 102). Несостоятельность
этого утверждения видится мне в том, что при внимательном прочтении книги
становится очевидным, что именно магию и оккультизм Виктор Вейник подвергает
самой жесткой критике.
Более сорока лет профессор Вейник шел к осмыслению совершенно новых
представлений в науке с позиций метафизики. Естественно, у него случались и
ошибки, которые нельзя не учитывать и которых не могло не быть. Однако,
принимая во внимание оригинальность научного подхода Вейника, подхода
верующего ученого, совершенно недопустимо критиковать его с позиций
атеистически настроенных советских ученых. Так, критика его работ обычно
основывается на сугубо материалистических публикациях, таких как статьи В.
Дынича, М. Ельяшевича, Е. Толкачева, Л. Томильчика и прочих. Здесь, на мой
взгляд, опять налицо противостояние науки-мировоззрения и
науки-исследования. Поэтому у меня вызывает сожаление то, что православные
люди считают возможным проводить анализ исследований Вейника, опираясь на
эти работы.
Таким образом, подобная критика работ Вейника и обвинение его в склонности к
оккультизму, свидетельствует, на мой взгляд о: 1) критике, в основу которой
не положена любовь; 2) небрежности при оценке работ В. Вейника и непонимании
его научной парадигмы; 3) неверном понимании значения "мировоззренческой"
науки и ее непосредственного влияния на науку-исследование. Вдобавок к этому
мне кажется некорректным стремление заклеймить позором эту книгу, публикация
которой не единожды благословлялась священноначалием Русской Православной
Церкви.
Мне кажется, что основной мотив критики работ Вейника — наш общий грех,
гордыня, отсутствие смирения. Известно, что всякий талант есть соблазн — тем
более тяжкий, чем крупнее талант. И всякое мирское признание есть
отчужденность от Бога, способная доходить до степени одержимости. Знает то
Господь. Не общим судом судятся люди, а каждый своим, определяемым его
личной неповторимой природой. Талантом и призванием Вейника была мысль,
поиск истины. "Мыслящий тростник!" — эта фраза Паскаля, мне кажется,
подходит и к Вейнику, как краткая формула его личности [8]. Он, католик по
рождению, прошел очень трудный путь от безверия к Православию. Он был верным
рабом Божиим, но не безгласным и нищим, а при всех трудностях жизни
продолжал быть во всеоружии своей мысли. Таким раскрыл он себя и в последней
своей книге "Почему я верю в Бога".
Была ли ему свойственна гордыня? Конечно, была. Являясь следствием
грехопадения и отступления от Бога, она свойственна каждому человеку.
Однако Вейник понял, познал через молитву, свой трудный, горький опыт
общения с Богом всю истину Православного вероучения, сердцем и мыслью пришел
к убеждению, что истинная цель жизни на Земле — это познание Бога.
Однако не только люди, исповедующие материализм и твердо придерживающиеся
традиционного научного мировоззрения, но и люди религиозные не только не
признали его научных достижений, но обвинили в прелести. Прелесть — это, по
определению архимандрита Рафаила (Карелина), потеря правильных духовных
ориентиров. Духовным ориентиром профессора Вейника навсегда осталось
Православие, он был верен ему до последнего своего дня. Прелесть — понятие
духовное. Право судить о ней дается лишь немногим подвижникам веры, а не
обычным мирянам. Самочинно брать на себя роль духовных судей обычным
прихожанам едва ли полезно, и тем более в отношении человека уже почившего.
Однако это происходит по слабости человеческой. Мы так часто "забываем", что
на небе и на земле, по выражению старца Силуана, Господь познается только
Духом Святым, а не через науку. И наивно утверждать, что только из-за
тщеславия, непомерной гордыни Вейник пришел к вере Православной, к явному
утверждению, что наука истинная только от Бога творится, а что не от Бога,
то все от лукавого, третьего не дано. Но признать нам это трудно. Все мы
поражены недугом, которого и признавать-то не хотим. Эта болезнь — самость,
стремление всегда и везде всё получать для себя, только во благо себе [14,
21]. И если возникают препятствия, то их необходимо уничтожить.
Для традиционной науки, науки без Бога, работы Вейника — препятствие во всех
смыслах. В огромной запутанности нашего времени самость проявляется как
"страдание" за народ, человечество, эпоху. Для большинства людей необходима
реализация науки (и себя) в мире или во мнении других. Им необходимо
устранение всего лженаучного и логическое обоснование принятых большинством
учений. Самость всё, что мешает устоявшемуся мнению, воспринимает как помеху
на пути к цели. Так открывается еще вариант стать кем-то, хотя бы
обличителем ереси от науки. Постулат этот, причина его, происхождение —
опять гордость, то есть здесь чувство достаточности себя перед собой, перед
людьми, перед Богом. В этом случае цель оправдывает средства, голос совести
становится незначим. Даже более того, голос совести как бы требует
поступков, признания своего несовершенства, греховности, а это унизительно
для гордости. Поэтому ее, совесть, человек не слышит и идет мимо нее [14].
Таким образом, внутренняя гордость сердца оборачивается внешним злом.
Самодостаточность перед Богом живет в человеке ненавистью ко всему святому:
к храмам, церковным книгам, к живым проявлениям веры. Самодостаточность
перед Богом проявляется в атеизме, в сознании и полной ощутимости
материального мира и желании быть только в нем и власти над ним, в неверии,
в искании способов самоусовершенствования, в постоянной поддержке своего
телесного здоровья, в нечувствии Бога. Особенно свойственно научной
интеллигенции приближение к вере рерихо-блаватского направления, основанной
на неправославных учениях и восхваляющей некий "вселенский разум". Здесь
опять главенство берет рассудок — орудие самости, который стремится к
достижению цели с помощью борьбы с самостью другого, потому что самость ни с
чем другим взаимодействовать не может.
Понять, что такое гордость, а значит, и самость, человек по большей части не
может, так как удалился от Господа и отступил сердцем от Творца своего.
Гордость, как свидетельствуют святые отцы, гнездится внутри — в самом
человеке. Гордость — богопротивное расположение сердца в человеке, когда он,
неверно используя свободу своего волеизъявления, склоняется к самости и
унижает ближнего вместо того, чтобы обратиться к себе.
Самость никогда не выходит за пределы своего опыта, своего ощущения времени
|14]. Таким образом, человек, сам решивший быть как бы актом богопротивления
и эмансипации от Господа, сделался "рабом греха" и стал открытым для злого
воздействия. Однако во Христе человеку дана была возможность осуществления
своей духовной свободы: "Познайте истину, и истина сделает вас свободными"
(Ин. 8:32). Только вера православная может освободить человека от
принудительных законов природы, изъять его из плена греха и страстей,
дьявольской лжи и клеветы. Естественно, встает вопрос: может ли быть творцом
человек, отвергающий Христа и свободу во Христе? Может ли на благо
использовать свой талант тот, кто восстает против Самого Источника жизни,
против Создателя и Подателя этого творческого дара? И может ли диавол быть
покровителем человеческого творчества? Православие дает на это однозначный
ответ: диавол, то есть зло, не есть субстанциональная сила. Удел сатаны —
тление и разложение, царство смерти, где "подстилается червь" [22]. В
горделивом стремлении "быть как боги" нет никакого творческого замысла, не
может быть никакой надежды сотворить нечто еще не бывшее, оно есть плод
гордости и зависти, губящий свободу и омрачающий ум.
В своих беседах о духовной жизни [361 архимандрит Рафаил (Карелин) очень
тонко, со знанием всех болезней души человеческой, особенно в современном
обществе, пишет, что хроническая болезнь интеллигенции — духовная гордость.
Как правило, она "прячет себя под лживыми словами о правах и достоинствах
человека. В действительности же — выделение себя в некую элиту, восхваление
своего интеллекта, который просто не может сравнить себя с интеллектом
селянина, ремесленника и с тем, кто стоит по образовательному цензу ниже,
есть не что иное, как желание быть превосходнее, лучше других". Очень часто
можно слышать, да и я сама вначале своего воцерковления грешила тем, что
считала ненужным, унизительным стоять в церкви вместе с какими-то старухами
и невежественными людьми. В действительности же, если сам человек не увидит
в себе этой душевной болезни, не почувствует, что он сам и прочая "элита",
говорящая о достоинстве человека, уме, талантливости, занимается этим из
чувства соперничества, ревности и гордыни, то останется впотьмах.
Гордость человеческая проявляется в огромном многообразии, но особенно у
человека нашей цивилизации, у научной интеллигенции, и выражает себя в
культе разума. Этот разум признается земным миром высшей инстанцией в
решении абсолютно всех проблем человеческих. Не кто иной, как он требует
подчинения себе всех сторон духовной жизни. Как же возможно тогда обретение
истины? Разум дает ответ: наука должна обеспечить все блага жизни (первые
две "похоти", по Иоанну Богослову), философия же должна указать на величие
человека (8, 13, 15, 18, 36]. Вот как раз в научно-техническом прогрессе и
философии, а не в Боге и святости жизни гордость житейская усматривает
возможность достижения вечных надежд и блага человечества.
Поэтому особенно остро встают задачи анализа человеческой деятельности в
поисках истины. Как раз работы Вейника и были направлены на поиск истины, в
новых подходах к научным изобретениям с использованием основ православного
мировоззрения. Если не иметь этого понимания, то работы Вейника "выглядят
как околонаучная фантастика с мистическим уклоном" [3, 4, 5].
По определению архимандрита Рафаила, мистика — это любовь человеческой души
к Живому и Личностному Богу. В мистике, строго говоря, нет законов, так как
любовь является душе как бесконечная внутренняя свобода. Там нет
причинно-следственной связи. Там Бог воспринимается как единая жизнь, а
потеря Бога — как смерть [36]. Если Вейника обвиняют в причастности к такой
мистике, то более высокой похвалы его работам и не надо, так как мало кто
даже из праведных людей достигал этого, не говоря уже о современных ученых.
Но, скорее всего, здесь подразумевается общепринятый в нашей
мировоззренческой системе следующий смысл: "мистика — таинства, обряды, вера
в сверхъестественные действия..., неотъемлемый элемент всех религиозных
верований. Мистицизм враждебен науке... и широко используется в борьбе
против научного мировоззрения в целях одурманивания народных масс" [37, 51].
Комментарии излишни.
Некоторые ученые, а за ними и журналисты, причисляют работы Вейника к
оккультизму и магии. Магия — это попытка определить законы духовного мира и
через знание этих законов иметь возможность воздействовать на духовный мир.
Действительно, по стилю мышления магия ближе ученым, чем мистика. Немудрено,
что некоторые из ученых (Фарадей, Крук и др.) были подвержены ей.
Однако для Вейника основным духовным законом после долгих исканий стало
Священное Предание — Православная вера, и фактором, обеспечивающим
постоянство законов мироздания, для него является только Бог, Который дает
бытие всему и не нуждается для Своего существования в бытии чего-либо. Даже
самый талантливый, эрудированный ученый, если он не постигнет православного
христианства и не будет стремиться исполнять Евангельские заповеди, а
захочет познать духовный мир силой своего ума, истину не познает, она
ускользнет от него как луч от руки, которая хочет его схватить [25, 36].
Здесь уместно напомнить высказывания некоторых именитых ученых.
Так Кеплер, немецкий астроном, закончив свой труд, сказал: "Мне остается
только возвести свои очи к небу и, подняв руки, благодарить Творца вселенной
за его милосердие ко мне. Боже Великий, Ты распространяешь Свой свет на
землю, и, поднимая нас к источнику Своей благости, уготовляешь нам место в
лучах Твоего света. Я сообщил людям о величии дел Твоих, я им дал все
объяснения, какие мой конечный ум позволил мне объяснить бесконечное".
Блез Паскаль: "Замолчи, глупый разум, слушай Бога; есть только три разряда
людей. Одни обрели Бога и служат Ему, люди эти разумны и счастливы. Другие
не нашли и не ищут Его, эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут
Его, эти люди разумны, но еще несчастны".
Ф. Достоевский: "Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всем
заблудимся... Христианство (православие) есть доказательство того, что в
человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава
человека, до которой он мог достигнуть".
М. Дейтон: "В конечном счете, дарвинская теория эволюции не больше чем
великий космогенный миф двадцатого века".
Каллист Катафигий: "Ум должен соблюдать меру познания, чтобы не погибнуть".
Если человек не обладает в достаточной степени верой, то он непременно будет
ощущать противоречие между разумом и верою. Разум требует четкой логики и
ясных доказательств истины, а вера дает знания вне логики, не нуждаясь в
доказательствах. Это, как я уже упоминала, два разные уровня познания. Часто
возникают такие ситуации, когда разум для веры и вера для разума начинают
восприниматься как безумие. Я лично на своем опыте это ощутила. Вейник, как
и многие другие ученые, познавшие духовную истину, страдал от этого.
Об этом предупреждал еще апостол Павел: "Мудрость мира сего есть безумие
перед Богом" (1 Кор. 3:19), "Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев
соблазн, а для эллинов безумие" (1 Кор. 1:23).
С точки зрения веры, открывающей Божию мудрость, выводы премудрости земной
безумны. И наоборот — истины, которые постигаются верою, представляются
безумными для иудейского неверия и языческого рационализма. И эллины, и
иудеи обозначают здесь не этническую, а религиозную принадлежность [53].
К ученому, как ни к кому другому, обращены слова Христа Спасителя: "Если
хочешь быть со Мной, иди раздай имение свое нищим и следуй за Мной" (Мф.
19:21). Юноша, услышавший эти слова, опечалился и отошел от Христа...
Увы, нашим ученым надо не только учиться, но переучиваться, что значительно
труднее, так как хроническая болезнь человека ветхого, ученых особенно — это
духовная гордость.
Суть духовности — Вера Православная.
|
